Затем, обратившись к Ирине, старик сердито погрозил ей кулаком и сказал:
– Ты воображаешь себе, что можешь – потому что красива и пригожа – позволять себе все, чтобы ни взбрело тебе на ум, и что ничто никогда не покарает твоего своенравства. Но знай, что всякое злое дело, которое ты делаешь, ты его делаешь, прежде всего, самой себе.
Ирина засмеялась.
– Да ведь никто же не неволит его оставаться, a мне он и вовсе не нужен, – сказала она и затем, круто повернувшись, побежала за монастырь к роднику, чтобы напиться.
Но Ионель ничьих советов не послушал и бледный, и сумрачный направился по дороге к горе. Проходя же мимо Ирины, он только махнул ей рукою.
– Не надо, не делай ты этого! – крикнула она ему вслед и тут же, обратившись к подругам, стала с ними вместе чему-то смяться.
– Не делай этого! Не делай! – увещевал его и ворчун Пелеш.
Но Ионель даже не слыхал, что говорил ему бурливый поток, и под горячими лучами полдневного солнца начал подниматься в гору, проходя горными лужайками, приютившимися под тенью громадных вековых елей, a затем пошёл буковым лесом, держа путь к пастушьей хижине, близ которой находились и его овцы и из которой при его приближении с весёлым лаем выбежали ему на встречу его верные собаки.
Приласкав кудластых своих псов, он начал кликать свою миоритцу[4]: «Брр, брр, ойтца!»[5] На этот клич вместе с ягнёнком прибежала к нему овца и позволила ему впутать себе в волну ту гвоздику, что украдкой похитил он у Ирины.
Попросив остальных пастухов захватить с собою в долину и его стадо овец, он сказал им, что сам придёт туда попозднее, так как обязан сперва выполнить некое данное им обещание.
С изумлением выслушали его товарищи-пастухи.
– Если же я совсем не приду, – добавил он в заключение, – то вы скажите, что меня на свадебный пир пригласила злая кручина тоска.
Затем, взяв с собой свой пастуший рожок, он пошёл дальше, вверх по горе, и все шёл, пока не добрался до самой ее вершины, с высоты которой увидал весь край по ту сторону Дуная до самых Балкан. Здесь он остановился и, приложив к губам свой рожок альпийского пастуха, огласил воздух протяжным, жалобным звуком. После этого он увидал бежавшую к нему со всех ног одну из любимых своих собак, которая добежав до него, начала, виляя хвостом и жалобно визжа, тащить его за рубашку, тянуть вниз с горы, к овцам, так что бедный Ионель, не зная как ему от неё отвязаться, решился, наконец, хотя и со слезами на глазах и с болью в сердца, прогнать от себя верного пса с помощью угроз, брани и камней.