– Кто тут? – тревожно вскинулась старуха и замотала головой, – Пончик, зачем ты меня пугаешь!
– Мерзкая дрянь! Как долго я ждал этого мгновения! – Шаббрак подошел к кровати, – Как долго! Вот, наконец, ты в моей власти. О, страх в твоих глазах? Я ликую! Стоило, стоило мучиться все эти бесконечные годы, чтобы испытать подобное ликование! Узнаёшь ли ты меня, гадина, узнаёшь??? Нет, конечно! Ах, как жаль, жалкая тварь! Пусть! Мне не нужно, чтобы ты меня узнала, мне нужно видеть твою беспомощность, твой страх. Мне нужно ощущать твою боль, твои страдания. И видеть твой конец!.. О, нет! Знаешь, я передумал, я не стану тебя убивать сейчас. Я буду приходить, и терзать тебя каждую ночь, наслаждаясь твоими страданиями! Ведь тебя уже почти убило Безразличие и Одиночество, тебя медленно убивает твой сын, которому ты посвящала свою жизнь. Мучайся же, гадина!!!
Шаббрак наклонился к кровати и в исступлении стал трясти жалкое, иссушенное временем тело. Старая женщина беспомощно взмахивала руками, хрипела, страшно вращая глазами. Наконец Шаббрак отпустил старуху, выпрямился, перевел дух. Старуха еще некоторое время слабо вскрикивала, всхлипывала, затем вдруг затихла.
А Шаббрак упивался ее бессилием и своим могуществом. Он вскинул в восторженном порыве непропорционально большую, шишковатую голову и развел в стороны руки со сжатыми кулаками.
Месть!
Шаббрак наслаждался, получая извращенное, почти сексуальное удовлетворение от происходящего. Он забыл о времени, о годах позора, он забыл о никогда не прекращающейся боли в изуродованной правой руке. ОНА повержена, ОНА в его власти. Сладкая, сладкая месть!..
– Ты не Пончик. Ты – Шаббрак! – раздался вдруг тихий, но твердый и удивительно спокойный голос.
Шаббрак вздрогнул, и, пораженный, опустил взгляд на старуху.
– Чтооо???
Заглянувшая в комнату луна расплескала призрачный свет по стенам, по старой кровати с массивными, железными спинками. Из сумрачной синевы сбитых подушек на него смотрели – пристально и строго – вовсе не мутные, не старческие глаза. Взгляд был чист, светел, тверд. Это была Рыжая Бестия – вовсе не сломленная! – ненавистная, пугающая.
– А-а-а-а-а-а-а!.. – Шаббрак нелепо мотнул головой, пошатнулся.
– Жалкий, жалкий Шаббрак! Ты все такой же – трусливый, злобный… и беспомощный. Ты безобразен, Шаббрак! – в ее голосе звучало презрение и… жалость.