– Гарик, ну не надо. Остановись. Я же здесь, я приехала…
Она гладила его по голове, оставляя на его рубашке жирные пятна туши, которую так тщательно накладывала в самолёте:
– Ну давай успокоимся. Ну прости меня.
– Да за что!? Мне же не за что прощать тебя…
* * *
– Ну ты в порядке?
– Да. Мсс… – сказал он, втягивая в себя остатки влаги в носу.
– Мсс… Сейчас поедем.
– Я испортила твою рубашку и …весь макияж, над которым так трудилась.
– Ничего, – сказал он выдыхая,
– Рубашку сменим. А макияж… У тебя есть час как минимум, а, может, и больше. Пробки на дорогах. Занимайся. Вот… отогни это зеркало, я не буду смотреть, – он включил музыку.
Она была благодарна ему за то, что он дал ей возможность побыть одной:
– Хмм… займусь…
* * *
Он не выполнил обещания. Это было выше его сил. При каждом удобном случае, делая вид, что полностью поглощён перегруженной дорогой, он посматривал на преображение картинки в зеркале. Его разум втянул его в причудливую игру.
Убирая волосы из зоны предстоящей раскраски и загибая их за немного больше, чем у других, оттопыренные уши, она подняла руки вверх. Лёгкая кофточка покрывала их до кистей. Он понимал, что выбор блузки с длинным рукавом, вопреки жаре, был сознателен. Этим она пыталась скрыть проблемные места, столь характерные для женщин её возраста.
Его фантазия магическим образом отсекала тридцать лет проделок времени, отказываясь замечать возрастные перемены. Воображение мысленно доставало из памяти её тогдашние руки и вставляло их внутрь рукавов. Приобретённый второй подбородок, делающий её столь похожей на мать, которая была тогда лет на пять моложе его необыкновенной пассажирки, был прибран скальпелем. Едва заметные точки от процедуры не попадали в маленький кусочек волшебного стекла. Воспоминания дорисовали её шею, так и не испытавшую затаённую страсть его вожделенных поцелуев, стольких его сомнений и всех его надежд.
Она сняла очки. Половина жизненной грязи, щитом от которой у него не получилось стать, уже были на его рубашке. Когда мокрые салфетки довершили уборку, гондола его машины времени мгновенно перенесла его в Литву. Игнорируя неподвластную ботоксу глубокую косую морщину посередине её лба, его сознание видело в зеркале лишь копию проекции на холст негатива её фотографии первого из созданных им портретов. Её натренированные, такие знакомые до боли, руки ловко шерудили в косметичке в поисках нужного мазка. Они вторили движениям кисти в анналах его памяти.