«Он пишет о жизни короля?» – удивленно подумал Саймон. Он впервые об этом услышал. Да уж, сегодня утром доктор полон тайн.
– Неужели в тебе нет жалости? – не сдавался Джошуа. – Он подобен стареющему льву, который оказался в безвыходном положении, могучий зверь, окруженный шакалами! Милосердный Усирис, как же нечестно…
– Но, ваше высочество… – с горечью начал Моргенес, когда все трое услышали топот и крики во дворе за окнами.
Джошуа заметно побледнел, его глаза лихорадочно заблестели, он вскочил на ноги и мгновенно обнажил меч – казалось, клинок сам оказался в его левой руке. Тут же раздался громкий стук в дверь, и Саймон почувствовал, как сердце быстрее забилось у него в груди – очевидный страх Джошуа оказался заразительным.
– Принц Джошуа! Принц Джошуа! – позвал кто-то.
Джошуа быстро вернул меч в ножны и поспешил мимо Моргенеса к двери, которая вела в коридор, распахнул ее, и Саймон увидел на крыльце четырех человек. Трое были в серых цветах принца, а четвертый, опустившийся пред принцем на одно колено, в сияющих белых одеяниях и сандалиях. Словно во сне, Саймон узнал в нем святого Таната, давно умершего персонажа бесчисленных религиозных сюжетов. Что это могло означать?…
– О ваше высочество… – сказал коленопреклоненный святой и смолк, чтобы перевести дыхание. Рот Саймона, который начал расползаться в улыбке, как только он понял, что это всего лишь солдат, переодевшийся в святого для сегодняшнего праздника, застыл, как только увидел выражение лица говорившего. – Ваше высочество… Джошуа, – повторил солдат.
– Что случилось, Деорнот? – резко спросил принц.
В его голосе чувствовалось напряжение.
Деорнот посмотрел вверх, его темные, коротко подстриженные волосы солдата окружало белое сияние капюшона. И в этот момент его глаза стали глазами мученика, отчаянными и мудрыми.
– Король. Повелитель, ваш отец… епископ Домитис сказал… что он мертв.
Джошуа безмолвно прошел мимо коленопреклоненного солдата и стремительно пересек двор, его солдаты старались не отставать. Через мгновение Деорнот поднялся с колен и последовал за ними, по-монашески сложив перед собой руки, словно дыхание трагедии превратило обман в реальность, а его в монаха. Распахнутая дверь вяло раскачивалась на холодном ветру, а когда Саймон повернулся к Моргенесу, он обнаружил, что доктор смотрит им вслед и его старые глаза наполнились слезами.