В субботу Андрюша остался ночевать у Авика. Мать Авика умерла давно, но в доме совершенно не чувствовалось отсутствие женщины: было чисто, аккуратно и уютно. Авик сам постелил ему на диване в гостиной. Впервые в своей жизни Андрей ночевал не дома, и ему было все непривычно: и накрахмаленное до хруста постельное белье, и мягкий диван, и отсутствие бабушкиного храпа в узкой нише, где их кровати стояли спинка к спинке. Он долго не мог заснуть и думал о том, о чем раньше никогда не задумывался: насколько убого живет его семья, как тяжело работает его мать – больная женщина, которую давным-давно бросил его пьяница отец; что он вместо матери, которая, придя домой, просто валится с ног, сам убирает всю их коммунальную квартиру, когда приходит их очередь; что у него никогда не было даже выходной рубашки, не говоря уже о вторых брюках; а главное, что он никогда не знал, что такое наесться досыта. Он не испытывал чувства зависти – оно было ему просто незнакомо, но тем не менее он твердо решил, что, когда вырастет, он будет жить вот так, как живут Авик и его отец. Правда, как у него это получится, он сейчас себе не очень представлял. О том, чтобы поступать в институт, он никогда не задумывался. В его семье высшего образования ни у кого не было, да и учился он весьма посредственно. На школьных уроках (кроме литературы) он витал в облаках: его парта была около окна и он периодически поглядывал в него, рассматривая прохожих и придумывая про них разные истории. «Ничего, рабочие тоже хорошо зарабатывают и нормально живут, если не пьют, как мой отец…» – успокоил он себя и заснул.
Была еще глубокая ночь, когда Григорий Исаевич с трудом растолкал спящих ребят. Они быстро собрались и вышли из дома. Жженов уже ждал их, прислонившись к капоту своей черной «Волги».
– Доброе утро. А где ваши удочки? – широко улыбаясь известной всей стране улыбкой, спросил он.
– Да из нас рыбаки никудышные, Георгий Степанович. Пока вы будете рыбачить, мы с ребятами природой полюбуемся, побродим по лесу, вокруг озера погуляем. Они, оказывается, на Карельском перешейке никогда не были, – сделав нарочито осуждающее лицо, сказал Григорий Исаевич.
– Ну вот сейчас мы это и исправим. Неужели это Авик? – разглядывая Авика, сказал Жженов. – Одно лицо вы, Григорий Исаевич. От одноклассниц, наверное, прохода нет.