– Ин добре, – не стал противоречить ей странник. – Не пужайтесь меня, люди добрые, я из благословенных Печор киевских, имя мне Варлаам. Несу свет веры Христовой на мордовские украины – эрзю северную и мокшу южную.
– Трудна стезя тебе досталась.
– А я и сам её выбрал. Стезя трудна, – согласился Варлаам, – да дело Божье. Давно иду, шибко устал. Не подадите ли водицы испить?
Коловрат метнулся до колодца, принёс воды в берестяном ковше.
Странник пил, тяжело дыша, как измученная лошадь.
Тыльной стороной ладони утёр усы и бородищу, поблагодарил.
– Ложись на лавке, – сказала Меланья. – А потчевать тебя нечем, уж не взыщи бедных людей… Хотя погодь, – всполошилась она, – кус хлеба припрятан для сына, ежели уж вовсе оголодает.
Она принесла завёрнутый в портно[1] небольшой кусок хлеба.
Странник принял с поклоном и стал неторопливо жевать. Крошки сбирал в ладонь и отправлял в рот.
– На доброе здоровье! – пожелала Меланья.
– Добрые вы люди, простые и душевные, – изменившимся голосом ответил Варлаам. – И за доброту вашу несказанную будет вам слово моё заветное.
Лучина едва освещала скудную утварь в избе, но Коловрат навсегда запомнил вещание странника и его почти иконописный лик, который, казалось, источал благое сияние.
– Сын твой, матушка, скоро войдёт в силу, славный из него выйдет ратник, а потом и воевода могучий. Но настоящим воителем, которого будут помнить во все времена, во всех градах и весях, станет твой внук, имя которому – защитник и поборник земли Русской.
– Аминь, – ответила Меланья, дрожа всем телом.
Коловрат благоговейно перекрестился и наивно переспросил:
– Батюшка, а как будут звать его?
– Кого, чадушко?
– Внука матушки Меланьи.
– Ипат, – уже засыпая, ответил странник. – Ипатий, чадушко…
– Ипат? – засомневался отрок. – Ипат сиречь воевода? Да как возможно?..
Но странник не мог ответить, он спал.
…Ранним утром Варлаама в избе не застали, он ушёл, оставив на столе каравай ржаного хлеба, туесок с медом и большой кус вяленой медвежатины.