– Мы не ляхи какие-нибудь, у нас слово одно и вера едина, – подтвердил Вадим Данилович. – И у пап этих римских была возможность проверить нас на крепость веры. Надеюсь, ещё будет.
– Пытаться будут, конечно, – сказал Лев Коловрат. – Особенно там, где русичи в рубежах с католиками.
– Новгород и Псков, Галич и Волынь?
– И не только, сам знаешь, у нас весь запад и северо-запад в таких границах, стоит только глянуть на пергамент. Нахлебаемся вдосталь…
Лев Гаврилович рывком поднялся со скамьи, сцепив руки за спиной, дважды прошёлся вдоль горницы, что-то обдумывая, и только потом сказал воеводе:
– В Киеве сбирается совет княжеский… Почти что в то самое время и у нас близ Владимира станет проистекать совет русских витязей.
Воевода Кофа искренне удивился:
– Не понимаю… Слыхивать приходилось, но особого доверия к слухам тем я не питаю, ан вот что! Это у нас нечто навроде рыцарского ордена? И ты в нём, Лев Гаврилыч?!
– Да, Вадим Данилыч. Про то открываюсь тебе по надобности, не всем ведать с руки… А что касательно рыцарей западных с их сраными орденами, дружина витязей – это… – Он немного подумал и твёрдо добавил: – Это витязи-доброхоты, а не захватчики-насильники. Как-нито обскажу в подробностях, ныне времени жаль.
– Добро, Лев Гаврилыч, – серьёзно ответил воевода Кофа и по-отрочески восхитился: – Ох и завидки меня берут!..
– Какие твои годы? Воин ты доблестный, думающий, а не просто для замашек мечом.
– Спаси Боже, Лев Гаврилыч, твоё слово злато и мне дорого.
– К концу капельника-марта едем, – сказал Коловрат. – Недалече от Юрьева-Польского у Александра Левонтича есть городище на речке Гзе. Ты остаёшься главным. Евпатия беру с собой.
Он подошёл к столу, на котором лежали свитки, взял один из них.
– Вот она, грамотка от Олёши Поповича.
– Для пущей важности? Тебя же и враги и друзья в лицо знают.
– Русь велика, витязей много…
– Хотел бы и я когда-нибудь такой пергамент получить.
– Ещё успеется, получишь… Государю Ингварю Игоревичу и князю Юрию Игоревичу я всё уже изложил в подробностях. Они изъявили своё доброе согласие… Скажу тебе, Вадим Данилыч, как сродственнику, да и доброму другу.
Голос Льва Гавриловича помягчел и потеплел.
– Я-то ненадолго, ныне недужен, знать, отслужил своё в дружине витязей русских. А вот Евпатий там останется заместо меня… Сын теперь в ответе и за моё доброе имя, и за честь русского витязя.