История моей жизни - страница 24
Тетя Галя имела хорошую специальность, она шила платья, юбки, блузки киевским модницам, как правило, из трофейных тканей, которые были навезены из Германии. Тетя относилась ко мне хорошо, сшила мне необходимую одежду из материи, остававшейся от заказчиков. Сама была статная, русая, круглолицая красавица, какие бывают только на Руси, с мягкой очаровательной улыбкой и большими добрыми глазами. В нашем доме на втором этаже жил командир эскадрильи. Его жена Катя дружила с тетей Галей. Когда они собирались вместе, то говорили о моей судьбе, осуждали моих родителей и особенно маму за то, что я вынуждена скитаться по родственникам, а не воспитываться родными родителями. Тетя меня брала в баню, мыла и улыбалась, что я теперь чистая, и кудряшки мои еще больше завиваются. Она ко мне относилась как к родной дочери, своих детей у тети с дядей пока не было. Я познакомилась со всеми девочками и мальчиками нашего двора. Мы играли, как и все дети в то время, в прятки, в лапту, скакалки, классики. Мальчишки носились по тротуарам на самокатах. Особенно любили мы лазать по развалинам домов, которых было много вокруг. В конце нашего двора стояло десятиэтажное здание, от которого остался после войны один остов. Мы искали в его развалинах какие-то стеклышки, мелкие осколочки вещей и собирали коллекции. У меня есть старая фотография, на которой запечатлен остов этого здания. Теперь на его месте давно стоит новое. К нашему дому примыкали останки более высокого здания, которое уже в мирное время на наших глазах аккуратно подорвали, территорию расчистили, весь мусор вывезли и на его месте построили новое. Трудно было поверить, что еще совсем недавно город был в оккупации и в нем хозяйничали немцы со своими правилами, условиями, порядками.
У дяди имелся трехколесный мотоцикл с люлькой. Дядя носил черное кожаное пальто, большие черные перчатки, хромовые сапоги и летную шапку. В то время ему было 36 лет, но седина пробивалась на его висках, а волосы были гладкие и коротко стриженные. Бабушка говорила, что до войны у него была пышная шевелюра густых волос, но невзгоды военных лет оставили свой отпечаток. В семье дяди велась интересная, по тем временам, светская жизнь. У него было много друзей из среды летчиков и обслуживающего персонала авиации. Все они – жизнерадостные, здоровые и боевые. Часто по выходным с семьями уезжали за город на пикники. Излюбленным местом для отдыха была река Ирпень в Киево-Святошинском районе. Там на песчаном берегу среди плакучих ив располагалась табором веселая компания. На траве образовывались скатерти-самобранки с закусками, фруктами, пивом. Ребятишки резвились в песке и заводи, плавали на спине у взрослых, играли в мяч. Брали с собой патефон, и раздавались по округе веселая «Рио-Рита», «Эх, Андрюша», «Челита» и другие. Вечером все дружно с песнями возвращались домой на служебном автобусе. Иногда дядя брал жену и меня на аэродром показать, как он летает. У него был большой самолет, мотор заводил моторист вручную. Дядя залезал в кабину, задвигал стекло над головой и нажимал на панели управления нужные рычаги и кнопки. Самолет разгонялся по взлетной полосе, затем взлетал, набирая высоту. Мы следили, как он кружит над аэродромом. Я гордилась дядей, он был смелый и красивый в летной форме. Такие самолеты и летчиков сейчас можно увидеть только в старых фильмах периода Великой Отечественной войны. Дядя получал хороший летный паек, в который входили такие ценные по тому времени продукты, как тушенка, сгущенное молоко, какао, шоколад, крупы. В семье это было хорошим подспорьем. Бабушка старалась ему приготовить всегда свежее питание, так как боялась за его здоровье, у него была язва желудка – профессиональное заболевание летчиков. Кроме пикников, излюбленным увлечением дяди были рыбалка и охота на дичь. На рыбалку, как правило, ездили на Днепр или его притоки, охотились в лесах и на водоемах пригорода Киева. Бабушка жарила карасей и судаков, варила уху из щуки. Диких уток или кабанятину дядя готовил сам. Очень нравились мне прогулки по вечернему Киеву. Дядя Толя сажал в коляску мотоцикла тетю Галю, она брала меня к себе на колени, и мы разъезжали по улицам ночного города, любуясь освещением, рекламой, иллюминациями. Город тогда был небольшой. В нем проживало всего полмиллиона жителей. Мы катались по набережной Днепра, по Подолу – древнему району Киева, где проживало в основном еврейское население. Затем дядя вез нас в Киево-Печерский район с множеством исторических зданий и памятников, оттуда на разрушенный войной Крещатик, который начал отстраиваться силами пленных немцев. Улицы Киева выложены камнем-брусчаткой, как мозаикой. И только она незначительно пострадала от разрушения. Интересно прокатиться и по Владимирской улице. Она тянется от Владимирской горки, через площадь Богдана Хмельницкого, мимо Софийского собора, Золотых ворот, Театра оперы и балета им. Тараса Шевченко, государственного университета и далее через весь город до железной дороги. По обе стороны улицы скверы, цветники и парки, скамейки для отдыха, под тентами ларечки с мороженым и прохладительными напитками. Бабушка и дедушка часто водили меня в парк на Владимирскую горку. Там всевозможные детские качели и карусели, площадки для детских игр. С Владимирской горки открывается широкая панорама на Днепр и противоположный берег с окрестностями Киева. Берега Днепра белые песчаные, как будто сахарные. На противоположном берегу городские пляжи и зона отдыха киевлян. Построены красивые мосты, гидропарк. Но это все сделано позже. А в 1946 году на противоположный берег переправа была затруднена, так как мосты взорвали при отступлении немцев. На Владимирской горке стоит памятник Святому Владимиру с крестом в руке, который более тысячи лет назад крестил в Днепре киевлян и по сей день напоминает народу о великой христианской вере. Отсюда и начиналась застройка древнего Киева. Он высится над Днепром на высоте около 120 метров. Чтобы спуститься на набережную реки или подняться в город, необходимо по извилистой дорожке идти, огибая холмы и возвышенности, покрытые деревьями и входящие в зону парка. Это нелегкое занятие, особенно для немолодых людей. Но для этого в Киеве есть прекрасный фуникулер – ценное изобретение конструкторов. Маленькие двухступенчатые вагончики бастро поднимаются и спускаются на рельсах по канатам вверх и вниз, делая конечные остановки в красивых павильонах. Спустившись к Днепру, попадаешь на Подол, старый рабочий район Киева. В то время Подол выглядел бедно и грязно, хотя там много исторических памятников, церквей и монастырей. На Подоле жили и писали свои произведения в свое время А. И. Куприн, М. А. Булгаков и другие знаменитости. Но мы туда раньше не ходили. Мы любили старый Киев, тот, который на горе, где жила большая часть населения города, восстанавливались после войны промышленность, культура, образование, наука, управление и проживал цвет Украины. Любила я ходить с бабушкой или дедушкой в парк «Золотые ворота», где стоит фрагмент каменной крепости, построенной во времена набегов печенегов и кочевников. В парке зеленые подстриженные газоны, пышные буковые и каштановые деревья, фонтанчики и много другой отрады для души. Особенно красив Киев весной. По всем улицам, паркам и скверам цветут каштаны. Бело-розовые свечи их цветов на фоне густой много-стрельчатой зелени листьев вызывают восторг и дарят незабываемое зрелище поистине райской природы тех мест. Особое благоухание источают островки цветущей природы вокруг храмов и монастырей, которых в Киеве множество. Владимирский собор, Софийский собор, Киево-Печерская лавра, Андреевская церковь и другие утопают в зелени и цветах редких ботанических пород, привлекая желающих отдохнуть среди их благоухания. Однако в городе было много руин, оставленных войной. Почти весь Крещатик, многие здания, учреждения, предприятия были взорваны и сожжены фашистами при отступлении. Город восстанавливался силами военнопленных, которые разбирали развалины и заново строили еще более красивые здания и сооружения. Пленные немцы состояли из молодых солдат и офицеров. Они были худые, на ногах деревянные колодки, на головах военные фуражки. Когда их вели строем на работу и с работы, то деревянные колодки громко стучали о каменную мостовую, стук разносился далеко и гулко. Кормили пленных плохо, а работа у них была тяжелая. Многие из них умирали от болезней и непосильного труда, отдельные кончали жизнь самоубийством, не дождавшись возвращения на родину. Я видела, как несколько раз к нам забегали пленные немцы и просили чего-нибудь покушать или меняли хозяйственное мыло на хлеб. Мыло и хлеб у нас тоже выдавали по карточкам. Бабушке жалко было несчастных военнопленных, и она кое-чем их кормила. Говорила, что немецкие солдаты не виноваты в том, что их послали на гибель генералы во главе с Гитлером.