Что-то фантазия истощилась. Нет, затылок, конечно, тоже весьма привлекательный, мягкие кудрявые волосы, хочется провести по ним кончиками пальцев или зарыться носом. Или погладить плечо, оно такое сильное, теплое.
– Николенька, – тихо позвала она, близко подходить не стала. Зачесалось колено, Надя почесала его через рубашку и только сейчас осознала, как нелепо выглядит со стороны: клуша в длинной рубашке да еще чешет колено и имеет намерение пристать к мужчине, который лежит к ней спиной.
– Нет, это пытка какая-то! – чуть не сказала громко, вовремя снизив децибелы возмущенного голоса. – Ну, если и правда он меня не хочет?
Расстроенная, она убежала в спальню, прыгнула в кровать, неловко запуталась в рубашке, психанула, сняла ее с себя и, метко прицелившись, бросила в кресло. Через пару секунд захотелось плакать – от жалости к себе или это коньячные метаморфозы? Сначала радость, потом слезы…
Неожиданно она почувствовала прикосновение к волосам, затем легкое касание к шее. Чуть сдвинулась кровать от тяжести тела, он лег рядом. Надя, не решаясь повернуться, замерла. Фертовский придвинулся к ней вплотную, приник к ее уху и нежно укусил за мочку.
– Откуда ты знаешь, что мне это нравится? – тихо произнесла Андреева.
– Что? – переспросил он и опять укусил ее за мочку. Голос был вкрадчивым и невероятно сексуальным.
– Прекрати! Этим ты сводишь меня с ума.
– А я и хочу тебя свести с ума, – промурлыкал он и поцеловал ее за ухом, – я хочу, чтобы ты потеряла голову. Я-то ее давно уже потерял, ты сомневаешься?
– Иногда – да! – она спрятала улыбку.
– М-м-м, иди сюда, – Николай включил ночник, перевернул Надю, наклонился над ее лицом, – пахнет коньяком, – удивился он, – постой, ты пила коньяк? – он хохотнул, закрыв лицо ладонью.
– Ну да, – призналась Надя, – не вижу ничего смешного, – вознамерилась было обидеться, но Николай так искренне и от души хохотал, что она передумала. Даже и не подозревала, что он способен так смеяться. Будто миллионы бриллиантовых искр засветились в его глазах, а ямочки на щеках, оставленные поцелуями ангела, затронули в ее душе самые нежные и звучные струны…
– Если ты пила коньяк, – сказал Николя сквозь смех и вдруг умолк, – да еще сняла рубашку, – он только сейчас заметил, что она лежит рядом обнаженная, одеяло съехало вниз, открывая взору грудь, – все-таки ты думала о близости?