– Уже? – удивился он. – Но ведь… может, еще чаю? Ты не голодна? – держал в руках пульт и нервно постукивал им по ладони.
– Нет, спасибо! Тем более, так поздно я не ем, – она смущенно улыбнулась.
– Поздно? Разве уже поздно? – Николай оставил в покое несчастный пульт, стал переминаться с ноги на ногу. Как странно, он – тот, кто никогда не испытывал недостатка внимания со стороны женщин, сейчас был растерян и не знал, как ему поступить, чтобы не спугнуть Надю. Он так долго ждал момента близости, что просто сгорал от желания, но полностью отдавал себе отчет, что его любовь и нежность должны излечить ее от душевных травм, однако было и одно обстоятельство: он боялся ее отказа. Это укоренилось в нем еще со времен, когда они были в Беляниново. Надя и сейчас могла занять жесткую и категоричную позицию. С другой стороны, ведь она дала свое согласие на брак! Но какие были у нее причины для этого? Неужели она так быстро изменила свое мнение о нем и влюбилась? Вряд ли. Николай пока многого не понимал и боялся, боялся сделать что-то не так. Иногда ему казалось, что он ступает по шаткому мостику, досочки угрожающе качаются, можно упасть только при одном неверном шаге. Еще ни одна женщина не вызывала в Фертовском таких чувств, и ни одну женщину он так не боялся потерять. Более того, Надя вызывала в нем и непреодолимое физическое притяжение. Оно сжигало его изнутри.
– Да, поздно, – Андреева посмотрела на часы, – дома будут волноваться, – зачем-то добавила, хотя предупреждала маму, что, возможно, останется у Николая. Мама хитро сощурила глаза, возражать не стала. А в последний момент даже сунула в ее сумку ночную рубашку.
– Поздно, – вынужденно согласился Фертовский, подошел к окну и отодвинул жалюзи, – дождь усиливается, наверное, будет идти всю ночь, – он повернулся к Наде, она все еще стояла возле кресла. Как глупо! Ведь сейчас, действительно, придется уйти.
– Ты отвезешь меня? – безнадежно спросила она. Смотрела на Николая широко раскрытыми глазами и ждала, затаив дыхание.
– Конечно, – слишком поспешно согласился он, но эта поспешность не была обусловлена его желанием от нее избавиться, отнюдь, просто он не мог придумать предлог оставить ее у себя. Не проще ли сказать все начистоту: я хочу, чтобы ты была со мной в эту ночь, я люблю тебя! Нет, оказывается, не проще! А если она не хочет близости? Не хочет, не готова, еще не чувствует того, что чувствует он? – Конечно, я отвезу тебя, – Фертовский стал искать по карманам брелок ключей от машины.