– В гостях хорошо, а дома получше, – сказал Холмс и выудил из-за комода носок в сине-белую полоску и изрядно пожамканный клетчатый носовой платок и, зажав между двумя пальцами, стряхнул с находки клоки пыли и шерсти.
– А вот и кое-чьи вещички. Будешь их с собой забирать? – спросил Холмс у енота, что терся у его ног. Енот встал на задние лапы, жалобно посмотрел Шерлоку в глаза и вдруг резким движением выдернул тряпочки и потащил в сторону двух больших чемоданов, стоявших в центре комнаты, раззявив свои рты, наполовину наполненные разномастной начинкой.
– Вот дерзкое создание, я бы и так твой склад упаковал, – усмехнувшись, сказал Шерлок вслед еноту и добавил вполголоса: – Или выбросил к чертям собачьим.
Ватсон зашел в комнату, держа в руках зубные щетки и флаконы с шампунями:
– Может, не будем забирать? У нас дома все это есть. Если, конечно, миссис Хадсон не повыкидывала.
Шерлок невидящим взглядом посмотрел на Джона и ничего не ответил, потому что его смартфон, лежащий на комоде, завибрировал и зажужжал.
– Надеюсь, ничего такого, что помешает нам завтра улететь, – вздохнул Ватсон и свалил ванные принадлежности в один из чемоданов. Надеялся он совершенно напрасно.
– Титов Константин Владимирович, девяностого года рождения, начальник службы безопасности «Бельбанка». – Гирдяев суетливо протиснулся вперед между Холмсом и Ватсоном и отошел немного в сторону, позволяя им рассмотреть жертву.
На небольшой полянке, окруженной не очень высокими деревьями и пышными кустами акации, стоял на коленях абсолютно голый рыжеволосый мужчина, уткнувшийся лицом в земляной холмик и вцепившийся синевато-белыми руками в траву. Кровь из перерезанного горла уже высохла на его бледных, почти безволосых ногах.
Холмс слегка отстранил Гирдяева, подошел к убитому, присел на корточки, щепотью взял землю из холмика и растер между пальцами.
– Как там поется в песне? Земля в иллюминаторе? – спросил Холмс и повернулся к Гирдяеву: – Давайте поднимем. – И кивнул на труп.
Гирдяев приподнял рыжеволосую голову. С бело-синеющего лица с распахнутыми в ужасе глазами посыпались мелкие черные ошметки и комочки. Казалось, что мужчина поет – так широко он открыл рот, вот только звуков он издавать не мог и вовсе не потому, что умер. Он и живым не смог бы спеть, потому что рот его был плотно набит землей.