– Миледи в порядке, – мягко произнесла Цисса, успокаивая, видя, как он внутренне мечется. – Она отбилась. Я не знаю, как, – это действительно удивительно, – но все индары почувствовали, что тревога ушла. И заговоренное кольцо приняло ее.
– Надела? – Цисса кивнула. Эрик выдохнул. Умница. Какая Алира умница!
– Хорошо, можешь идти, – наконец отпустил он.
Эрик искупался у себя. На влажное тело накинул тяжелый парчовый халат и, потягивая вино, посмотрел на дверь, ведшую в спальню королевы. Кем он чувствует себя? Нет, уж точно не жертвенной овцой, которую отправляют на заклание. Но и от страсти не сгорает, увы. Их с Наримель любовь всегда была больше нежная, чем страстная. Раньше ему этого было достаточно… И теперь будет! Стремительно преодолев расстояние, коснулся ручки. Комната окутала темнотой ночи. Эрик закрыл глаза, давая им привыкнуть.
Приблизившись к кровати, он едва смог различить тонкую фигурку, расположившуюся на самом краю. Присев рядом, погладил ее по волосам, вглядываясь в прекрасные голубые глаза. В них не было испуга или страстного томления, только осознание неизбежного. Эрик провел пальцем по ее губам, прежде чем припасть к ним. Он попытается заново разбудить ее чувственность.
Наримель с терпеливой покорностью принимала его ласки, безропотно подчинялась ему. А Эрик никогда в жизни не чувствовал такого непринятия. Его сила, та, что свободна от разума, сопротивлялась, отторгала эту близость. Боги, он только усилием воли, через боль, заставил себя излиться, но не в лоно, а на простыни: очевидно, они оба хотели, чтобы соитие и все, что с ним связано, быстрее подошло к концу. Эрик обнял Наримель, понимая, что никто из них не получил удовольствия сегодня.
– Милорд, в моей душе царит мир и покой, плотские радости больше не волнуют меня, – тихо призналась она, опуская глаза. Брачный обряд завершен, более спать вместе необходимости нет.
– Как пожелаете, миледи, – поцеловав ее руку, он встал и покинул спальню жены. Что же, в его жизни, вероятно, теперь тоже будет царить покой.