– Я слышал, – Гриша заговорил после паузы, – Крестовоздвиженский резался. Это правда?
– О, вижу вы все же прочли мои предыдущие показания… – он хохотнул – ведь так? Прочли?
– Да, разумеется, – Гриша снова похолодел.
– А… Ну ладно… – Александр Анатольевич смотрел на него весьма подозрительно.
– Так резался или нет?
– Да, у него были следы на руках, и мы говорили об этом, но разве это имеет значение? – Гриша сглотнул; слишком уж вкрадчиво смотрел на него учитель.
– А он не мог… Пойти в какое-нибудь место, где его не найдут, и совершить самоубийство? – Александр Анатольевич усмехнулся.
– Не думаю, скорее просто сбежал. Вы еще молоды, лейтенант… Вы представляете, какая нужна сила воли, чтобы отнять жизнь у себя самого? А десятилетний мальчик… Сомнительно, лейтенант, очень сомнительно. – Он не мигая смотрел Грише прямо в глаза.
– Ладно, я лично услышал ваше мнение, – Гриша достал из кармана пачку бумажных стикеров и взял со стола психолога ручку – я оставлю вам свой номер, если вдруг все же вспомните что-то важное, позвоните мне. – Он отклеил стикер с цифрами и прилепил его к столу. Подняв взгляд, он обнаружил, что Александр Анатольевич смотрит на него задумчиво и весьма подозрительно.
– Прошу прощения? – Гриша сохранял спокойствие.
– А вы не слишком все же молоды для лейтенанта? Сколько вам лет?
– Двадцать семь, – соврал несчастный «Кузнецов» неубедительно.
– Да… А вам на службе позволяют носить такую прическу? Уж больно волосы длинные…
Гриша поежился. Цепкий взгляд Александра Анатольевича впился в его конский хвост.
– Что? А! Да… Меня никогда не спрашивали. Знаете, мне надо бежать, – Гриша сильно нервничал; на лбу снова выступил пот. – Все, мне пора, не забудьте про номер.
– До свидания, лейтенант, – усмехнулся учитель, когда Гриша в спешке покидал его кабинет.
Максим в фургоне проигнорировал и появление Гриши, и что они тронулись. Он хмуро уставился на дорогу и зелень кругом. Детали воспоминаний немного размылись с годами, но он не мог ничего из этого забыть.
Второй класс, ему семь; он уже не тощий ангел из рекламы киндера, но еще и не толстяк, одежда сидит плотно, но не тесно, волосы взлохмачены, но не спутаны, спина и плечи только начинают сутулиться.
Ровные ряды школьных парт, настолько одинаковых, что в трех можно и заблудиться. Абсолютно никто не хочет тут быть. Включая учительницу. Она сидела за столом: плохо окрашенная блондинка, за пятьдесят, с маленькими торчащими глазками и мужским лицом она напоминала раздавленную жабу.