Бессмертие, которому не помешает даже утконос. Моя повесть - страница 4
Постепенно борьба затихает и ядро, превратившееся за это время в колючего ежа или пожёванную жвачку, покрывается серой пылью. Скульптуру задвигают в угол провинциального музея, где никогда не бывает освещения. За ней не ухаживают, экскурсии скучающих посетителей проходят мимо. Остаётся только ворочать глазами, смотреть на свои отрубленные руки и привыкать.
Мы хмуримся, дёргаем за нити воспоминаний, стучим по ядру железной лопатой, но в ответ получаем неясный шелест. Словно музыкальная пластинка, которая закончила вальсировать, гоняет по кругу поскрипывая.
Теперь нам остро хочется каши, и обязательно тыквенной, и варёной свёклы, которую мы всё детство отставляли подальше. Томатный сок мерещился вчера во сне, и мы не вспоминаем, что на днях не могли вынести даже запаха этого красного пюре. Мы горячо полюбили сон, особенно дневной. Нам не понять, как совсем недавно кидались смотреть «Утиные истории», брыкаясь, плача и вопя о нежелании тратить драгоценные минуты на бестолковое занятие – отдых.
Шаг за шагом окружающая среда становится монохромной. Минуту назад любимый магазин цветов, тот, что в центре города на остановке, пестрил живыми оттенками роз и тюльпанов, мы моргнули и видим только немытые витрины и разбитую лампочку у входа. Мы меняемся не в лучшую сторону. И даже если лучшей стороны нет, и ярлыки навешаны лишь книжниками, то место, где мы находимся сейчас – выглядит неважно. Сырники подгорают, машина уходит в снежный занос, родители стареют, брат не звонит, друзья гибнут, карусель не останавливается.
– Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети!
Камиль Сен-Санс. «Лебедь» из сюиты «Карнавал животных»
Всё, что нам удаётся сохранить – это умение очистить варёное яйцо с помощью ложки. В далёкие дни, при динозаврах, отец обучал птенчика нехитрым армейским навыкам. В то время внутреннее ядро только-только пошло в рост. Мы помним, как мама намыливала волосы и приговаривала «ты ж моя Нефертити», а затем лепила из мыльной пены причёску, похожую на головной убор древнеегипетской царицы. Это веселило, страх захлебнуться водой смеялся вместе с нами, и мы прекращали орать.
А по утрам в квартире звучала музыка, подобранная тонким маминым вкусом. «Летучая мышь» Штрауса, «Руслан и Людмила» Глинки, Сен-Санс, Рахманинов. Мама, как фея, снабжала растущее ядро мягкой пыльцой, строго следила за качеством пыльцы, очень строго, не пропускала мусора и непрошеных гостей. Прошло тридцать лет, и она до сих пор следит.