Распахнула глаза. Графитовое небо тут же спикировало на мою больную голову, и глаза пришлось закрыть.
Во рту было отвратительно. Вкус ржавого металла с глотанием проникал в гортань, отравляя все живое до самого желудка. Последний возмущенно взбрыкивал, посылая все и всех. Эта страшная смесь озлобленного отторжения с беспомощностью его обуздать поднималась во мне вверх горечью.
"Сейчас вырвет", – мелькнуло в голове. Успела только завалиться на бок – вырвало.
Хотела подняться, но надвинулась чужая эмоция брезгливости и задавила на корню этот порыв.
Из носа капало уже на руки. Хорошо так капало. Обильно… А некто особо брезгливый все не отходил, лишь усиливая степень своего отвержения.
Ну не нравится тебе зрелище – отойди! Ни себе, ни людям, дохлый вурдалак!
Закашлившись, я начала подтягивать себя наверх. Там засуетились, чьи-то пальцы вцепились в плечо и, потянув, помогли мне сесть.
Вирейского слизня тебе в брюхо! Голова кружилась неимоверно.
О нет! Про слизней это я зря!
Тошнота вернулась под самое горло, и я глубоко задышала. Когда немного полегчало, снова осторожно открыла глаза. Один из патрульных сидел рядом на корточках, в его вытянутой руке были пачка салфеток и бутылка воды. Изобразив улыбку (как смогла, тут уже без претензий), взяла воду. Сделала пару глотков, умылась – звон в ушах отступил, кровь больше не заливалась в рот, полегчало.
– Медиум? – сопереживающе спросил патрульный. Голос у него был мягкий, немного печальный, как шелест листвы в остывающем осеннем ветре. Конец уже близок, он неизбежен, и оттого немного грустно, но вместе с этим есть повод еще более чутко относиться к себе и окружающим в эти оставшиеся считанные дни.
Неопределенно пожала плечами. Кто его разберет, как называется тот каламбур из способностей, которыми меня одарила природа.
– Позвольте осмотреть тело убитой, – прохрипела я.
"Голова гудииит, наверное, к дождю" – вспомнились слова из одной старой песни. В небе полыхнула молния и прокатился гром.
Катиро, куда ты лезешь?! Ведь понятно уже, что девушка не наша. Этой лет двенадцать – тринадцать. Живет на континенте с матерью. Отца нет. Сообщи безопасникам и Ламото, что это не искомая нами девочка и отправляйся домой! У тебя вид такой, что обнять и плакать.
Патрульный, видимо, считал также, хоть свои мысли вслух я не озвучивала. После моей просьбы, он посмотрел жалостливо и все же одобрительно кивнул.