– Устраивайтесь на диване, – радушно предложил Энтин, – на стуле неудобно.
Кабанова пересела на диван, потом легла и… захрапела.
– Интересная история, – вздохнул Костин, – не знаю, как насчет вещих снов, но рулады она выводит музыкальные.
– Похоже, дама и впрямь ничего не ела, – заметил Энтин, – а сейчас угостилась, и ее сморило. Надо деликатно разбудить Джейн.
Когда Кабанова ушла, унося с собой пакет с бутербродами и печеньем, Володя скомандовал:
– Николаша!
Гениальное дитя компьютерных технологий уронило на клавиатуру очки, взяло со стола другие, водрузило на нос и возмутилось:
– Кто лапал очки? Все стекла жирные, ни фигашечки не видно.
– Николенька, – ласково произнес Энтин, – ангел наш, ты взял не те окуляры. Твои висят у тебя на шее на очень прочной цепочке.
– Да уж, – ухмыльнулся Миша, – на такую только Полкана сажать.
– Зато она не порвется, – сказал Константин Львович, – для Николеньки надежность превыше гламура.
– На цепочке? – изумился Махонин и стал ощупывать на груди свой видавший виды свитер, – у меня ее вообще-то не было.
– Я купил, мой ангел, специально для спасения твоих вторых глаз, – объяснил Энтин, – и повесил на твою гордую выю. А ты и не заметил.
Николаша встряхнулся, перестал себя охлопывать и воскликнул:
– Константин Львович, я этого от вас не ожидал. Ну, честное слово. Ну ладно, Миша, ну ладно, Лампа или Костин, они что угодно скажут и не поперхнутся. Но вы! Профессор! Умный. Столько всего знаете, просто компьютер. И такое!
– Спасибо, дружок, за весьма лестное для меня сравнение с твоим любимым ноутбуком, но что тебя возмутило до глубины души? – спросил психолог.
– Выя, – прошептал парень, – не думал, что вы можете при всех нецензурно ругаться.
– Выя – это шея, недоросль, – пояснил Михаил.
– Совершенно верно, – обрадовался профессор. – Николенька, странно, что вы сие слово не знаете. Оно использовалось всеми писателями восемнадцатого века, уж не говорю о тех, кто жил ранее. У Державина есть прекрасная ода…
– Константин Львович, не распинайтесь, – ухмыльнулся Вуколов, – Николаша компьютерный гений, а в остальном обычный идиот.
Костин постучал карандашом по столу.
– Николай, нацепи очки, которые висят у тебя на груди, и докладывай, что успел нарыть, пока мы вели беседу.
– Евгения Ивановна Кабанова, – зачастил Махонин, отличающийся редкой незлобивостью – он совершенно не собирался отвечать по достоинству Вуколову, который обозвал его идиотом.