Снаружи дерево выглядело нормально, если не считать сломанной ветви, пробившей дыру в крыше. На самом деле я не знал, как оно называется – некая разновидность секвойи, но белая, как береза, и разросшаяся до чудовищных размеров. При этом иголки оставались короткими, а значит, сосна должна была вырасти еще раз в десять. Белую кору покрывали странные наросты и короткие, недоразвитые ветки без иголок. В кроне дерева вороны свили множество гнезд. И хотя обычно по утрам стоял шум и гвалт, сегодня все птицы, должно быть, разлетелись по своим вороньим делам.
Я постучал в окно Чарльза. Его силуэт с трудом поднялся и покачнулся на костылях. Когда Чарльз подошел к окну и оказался рядом с моим отражением в сиреневом утреннем свете, я отметил, что выглядели мы почти одинаково.
– Я вызову садовников, чтобы они поднялись и срубили эту ветку, пока она не упала, – сказал я через стекло и отклонился назад, пока Чарльз открывал окно. Раму заклинило, и ему пришлось приложить силу. – Что нам делать с крышей?
– Мы не будем ничего делать с крышей, – ответил он. – И мне бы не хотелось видеть садовников в доме.
– А мне бы не хотелось видеть дерево в доме, – парировал я. – Так что оставайся у себя и не смотри.
Я услышал скрежет пилы и обернулся. Стоявшие у дерева садовники начали распиливать ствол. Я не увидел их, когда выходил из дома: для этого мне надо было подойти к белой сосне с другой стороны. Они уже успели обвязать дерево веревками, чтобы направить падение в нужную сторону.
– Что они делают? – медленно спросил я.
– Срубают дерево. Ты прав, оно опасно. И так мы получим бесплатные дрова.
Я не стал говорить, что с учетом усилий, потребовавшихся, чтобы привезти это дерево сюда, идея пустить его на дрова была сродни использованию фунтовых банкнот для растопки печи, и даже дороже. Оно было из Перу, и наш дедушка специально для него построил одну из теплиц. Но я знал, что на это ответил бы Чарльз. Он сказал бы, что это не фунтовые банкноты, и пусть было потрачено много денег на перевозку и выращивание дерева, но здесь теперь оно не стоило ничего. Пустить его на дрова было сродни сжиганию рупий, если ты никогда больше не собирался вернуться в Индию и не знал никого, кто хотел бы туда отправиться.
– Чарльз, не надо, – попытался возразить я.
– Мы уже не можем позволить себе хранить вещи из сентиментальности.