Была она красоты небывалой, дивной такой красоты, что Кочевник загляделся на нее, засмотрелся, глаз не мог от нее отвести.
– Не похожа она на бобра, – нерешительно подала голос Птица.
– Нет. Совсем не похожа, – сказал Кочевник. Вечно нахмуренные брови его разошлись от переносицы, а сухонькое личико исказила странная гримаса – с непривычки улыбка никак не получалось.
Она была похожа на луну.
Нежное набеленное лицо было как луна. Девять серебряных шпилек в высокой прическе были как лунные лучи. Музыка ее хура была нежной как лунный свет, а маленькие изящные руки порхали по струнам как отблески лунного света. На девице был красный шелковый дэгэл, искусно расшитый цветами и бабочками, птицами и драконами, схваченный широким поясом – под самую грудь.
«Высоко подпоясанная!» – с глупой радостью подумал Кочевник. Сердце пустилось вскачь, как гунан-хэер.
– Сзади, – тихо сказала Птица.
– Знаю. Давай, лети.
– Но как же…
– Давай. Я сам.
Птица прянула в темное небо, а он обернулся, мягко, словно боясь расплескать раньше времени затопившую его ярость.
Он был зол. Ох, как же он был зол!
Рябой Бербезиль, а с ним те трое?
Нет. Шестеро.
Крепкие. Подзаплывшие жирком, а один и вовсе пузатый. Но в уличной драке оно и лучше. Не молодые и не старые. Такие обычно ошиваются по кабакам в поисках грязной работы. Он и сам этим промышлял, пока шел домой. Только стоил подороже, да и работа у него была…
Скверная была работа, что и говорить.
Они увязались за Кочевником от самого трактира. И почему было не напасть в темном узком переулке? У площади? В доках? Почему надо было тащиться за ним сюда, где сияла красою нежная лунная дева, где искусно ткала она тонкими пальцами тихую музыку ночи?
Не хотел он их здесь убивать.
Бербезиль проследил взглядом за Птицей и самодовольно сказал:
– Так или иначе, а я свое возьму. И ты свое получишь. Думал, шучу?
Кочевник и думать не думал, шутит ли этот Бербезиль.
Совсем не думал.
Он думал о сестрице Башалай. Как кричала она, когда разбойник-меркит резал их отца.
Он совсем не хотел, чтобы так же кричала пригожая лунная дева. Чтоб бежала, неловко путаясь в шелке одежд, и кричала от страха – перед ним, перерезавшим у нее на глазах этих никчемных баранов, залившим кровью тихую, чудную ночь.
Нет, совсем не хотел.
Он снова окинул взглядом тех, что пришли за ним.