Рене: и поэтому, Тома, ты так нужен со своими жесткими категориями, принципами, догматами и всей своей аксиоматикой. Ты призываешь нас и заставляешь быть единосущными, а, следовательно, признаешь за всеми нами право и природу Божьих сынов.
Эд: но есть и другая интерпретация того, что думание и принадлежит, и не принадлежит мышлению. Оно, думание, в равной мере принадлежит еще и суждению, ведь думание логизировано, а мы договорились, что рассуждение есть логическое построение.
Рене: а потому мы часто говорим друг другу: думай и соображай! Ведь соображение – это сопоставление собственной, потаенной онтологии, образного строя, с чужим, чужими, иными, общими образами и онтологиями. Говоря «думай и соображай!», мы призываем себя и других проводить и логическую и онтологическую работу
Тома: но не параллельно! Только в последовательности!
Эд: в какой?
Тома: а вот это уже непринципиально. Принципиально, что логику мы строим логическим путем, а онтологию – онтологическим, мы ее воображаем, а потом соображаем с другими и общими, например, христианской онтологией
Эд: мы как на качелях: то выстраиваем логику мышления, думаем, то воображаем и соображаем в онтологиях
Рене: аналогии всегда неуместны, но также устроен микрокосм, где невозможно одновременно определить местонахождение электрона и его массу или энергию, тоже – и в макрокосме, ведь Богу присущи все «все-": всеблагость, всемогущество, всесилие, вездесущность и тому подобное и все «не-": незримость, неисповедимость, неуловимость, непознаваемость и так далее
Тома: мы, кажется, начали кое-что понимать на этом пути
Эд: друзья, мы вышли на этот путь в разное время, я даже, кажется, немного все же опоздал. И мы сошли на него с разных дорог. Но вот мы движемся, это наш общий путь и, совершая его, мы не только начинаем понимать себя и друг друга, мы поняли, что этот путь есть спасение нас и мира и нам надо идти по нему не по понуждению и чужой воле, а в осознании нашего поприща, этот путь взят нами для нас самих, но не только для нас. Ибо каждый из нас – человек.
В субботней электричке долгая стиснутость и жаркая изнуряющая морока. Уже с утра было плюс 19, сахаристость 9. Когда-то шабаш значил глубокий отдых, теперь – совсем не то: понятия наши так обветшали, что превращаются в собственную противоположность. Все места, проходы и площадки заняты непраздным дачным людом и инвентарным скарбом. Кто не спит, читает или уныло смотрит в пыльный горизонт природы. На шоссе, что мчит мимо и вдоль нас, вереница пестрых марок и иномарок с пикникуйствующими и шашлыканствующими, публика для нас чужая теперь и чуждая, уже живущая на Западе, а еще недавно мы вместе пропивали тринадцатую зарплату на субботнике.