И тут… У меня сердце ушло в пятки – по моей коже скользнула чья-то рука. Я вскрикнула и обернулась. Какое там разобрать, голая она, или волосатая… Главное – чья-то рука!
Никого не было видно, но я уже в ярости – это кто-то из деревенских забрался в баню, так мне казалось…
– Эй, кто там? – грозно спрашиваю я.
Моя подруга напугана, хотя ее никто за зад не трогал. Она пытается меня остановить, но я вырываюсь и влетаю в баню – я намерена схватить негодника, подглядывающего за девушками.
Он стоял возле каменки. Не кто-то из соседей, и не какой-нибудь местный паренек. Вообще НЕ ЧЕЛОВЕК. Высоченный голый старик. Согнулся в три погибели, но все равно упирается в потолок. Грязное тело облеплено листьями от веника. В руках кадушка с водой, в глазах – гневные искорки.
Его брови хмуро сдвинулись и он дернулся. «Кипятком окатит,» – вспомнила я и машинально отскочила, увернувшись от потока горячей воды. Меня задело совсем чуть-чуть и я выскочила наружу, оглашая пронзительным криком всю Страхолеповку.
Мы подняли на уши половину деревни. Дядька, топивший для нас баню, прибежал первым, а потом и другие соседи. Они обыскали и парилку, и весь двор, и дом, но никакого старика-великана не нашли.
В ту ночь я едва дождалась рассвета и давно сидела на чемодане, когда наконец нужно было уезжать. Бабушка нам попеняла за наше сумасбродство и сказала, что впредь будем в бане аккуратнее… Вот только с тех пор я в баню ни разу не ходила и в Страхолеповку не ездила.
Сестра моего деда была одинокой престарелой женщиной. Собственных детей у нее не было, поэтому свою квартиру она завещала мне. Вот только радовало меня это страшное наследство недолго…
Чертовщина началась почти сразу же. Я никак не могла эту квартиру сдать. Первая семья, которая уже успела заплатить мне задаток, сбежала оттуда через два дня. Интеллигентные и уравновешенные с виду люди заявили, что там обитает полтергейст. Ночью они слышали стоны и шаркающие шаги по коридору. Я вернула им деньги и на этом мы распрощались.
Вторым стал студент местного медицинского института. Даже не знаю, чего в нем было больше – юношеского максимализма, или скепсиса. Он долго смеялся и отпускал язвительные шуточки, когда я рассказала о предыдущих жильцах… Студент продержался еще меньше. Собрал вещички в первую же ночь. И снова я услышала рассказы о стонах и шагах…