Зато Александр Николаевич… Альбина неоднократно ловила себя на мысли, что, если бы бог ссудил ей прожить жизнь с одним мужчиной, то хотела бы она её прожить именно с ним. Не с первым, Ромочкой, которого безумно любила, и он её тоже, а с АНом, как она, по первым двум буквам имени-отчества, иронично называла Александра Николаевича.
Но эти мысли стали приходить к ней много позже, с возрастом, и с явившейся, наконец, мудростью, когда начинаешь ценить не своё отношение к кому-то, а чьё-то к тебе, особенно если оно искренно, глубоко, трепетно и слепо. А именно такой была любовь АНа, стареющего мужчины, к молоденькой прелестной женщине, которой, через два месяца знакомства, он предложил руку и сердце и всё это отдал ей без раздумий и долго не хотел забирать обратно…
Альбина, хоть это и льстило её женскому самолюбию, тоже не любила вспоминать, как рыдал АН, как ползал, в полном смысле этого слова, перед ней, дурочкой, на коленях, большой, всё ещё сильный, состоявшийся в жизни, решающий «на раз» все прочие проблемы, мужик. А она, влюблённая в Юру, испытывала лишь чувство досады и мечтала об одном: скорее бы эта тягостная сцена закончилась. Нет, всё-всё закончилось, что связано у неё с этим не интересным, надоевшим ей до чёртиков, дядькой.
От АНа осталось лишь это зеркало… Именно оно не дало окончательно забыть его. Более того, из-за него, в этом она более чем уверена, с годами она вспоминает АНа чаще, чем любого из четырёх мужей, даже Юру, которого беззаветно и безответно любила сама.
И ещё, это было единственное зеркало, которого она не боялась ни в какое время суток. Может быть потому, что в спальне всегда полутемно и, чтобы что-то увидеть, необходимо, как минимум, включить бра над венецианским чудом. Или причина в другом: в том, с какою любовью оно было когда-то подарено ей, молодой и красивой изменщице? Да что старое вспоминать, кто его помянет, сами знаете… И, мудро улыбнувшись, Альбина Вадимовна села на пуфик и включила бра.