Очень мало осталось таких, как он, людей, отдающих себя делу не за большие деньги, а только потому, что по-иному не могут. Из-за того, может, личная жизнь не сложилась у Александра Максимовича. Так и не нашлось женщины, которая сполна бы оценила редкие качества Комлева. Впрочем, какая женщина выдержала бы бешеную конкуренцию со стороны его работы, к тому же невысокооплачиваемой. Так и стала для бобыля Комлева работа женой, подругой и всем на свете.
Представить, что творится в эти дни в его кабинете нетрудно. Разбросанные по всему столу бумаги, поленница окурков в пепельнице, пол-литровая (его любимый объем) кружка с остывшим чаем, воздух, прокисший от табачного дыма, несмотря на вечно открытую форточку, и звонки по всем трем телефонам. Отовсюду: от своего начальства и чужого, из Думы и правительства, редакций газет, радио и телевидения, просто любопытных… Так бывает всегда, когда возникает «громкое» дело.
Я встал из-за стола и вышел на балкон. Августовская бархатно-золотистая московская ночь была в разгаре. Звезды висели прямо над головой, и их мерцающий свет окутал столицу. Дневной солнечный свет прозрачен и неделим, ночью же каждый звездный лучик индивидуален, как будто солирует свою партию, а все вместе они играют чарующую симфонию. Сейчас мелодия, которую они выводили, была грустной.
В моем рабочем столе лежала толстая папка газетных и журнальных вырезок о жизни Софии Разумовской за несколько лет. И другая папка – со статьями и заметками последних трех дней, прошедших после ее смерти. Не только профессиональным интересом руководствовался я, занимаясь этим не совсем обычным коллекционированием. Нет, не был я поклонником Разумовской, чем можно было бы объяснить пристрастие к данному занятию, которое свойственно фанату, влюбленному в поп-звезду и собирающему любые мелочи, касающиеся ее жизни…
Меня словно ударило током. На небе что-то изменилось. Звезды как будто почувствовали перемену в моем состоянии. В музыке ночи послышались пронзительно-ностальгические нотки, как будто кто-то, очень далекий, тихо и печально заиграл на флейте. Я вдруг отчетливо понял, скорее даже почувствовал, что никакого самоубийства Разумовской, о чем трубили все газеты, не было.
Было убийство – жестокое и коварное. Информация об этом словно пришла оттуда, из звездной беспредельности…