Грошев увлекся и мысленно начал сочинять ответ бедной девушке: дескать, если всего бояться, то и жить не стоит, а кто когда умрет, этого никто не знает, и это не повод отказывать себе в том, что…
Тут раздался звонок.
Грошев вышел в узкий тамбур, похожий на тюремный коридор с глухими металлическими дверями – три соседских и одна его, увидел сквозь матовое стекло коридорной двери силуэт девушки.
Мог бы раньше выйти, помочь, она же с вещами, упрекнул он себя.
Открыл, увидел худую невысокую девушку, круг-логлазую, как Чебурашка, в серой шапочке, шея обмотана толстым шарфом, тоже серым, черная куртка, черные джинсы, на ногах черные массивные ботинки с высокими зашнурованными голенищами, такие были модными у молодежи в девяностые, гриндера они назывались. Она и сама казалась ретродевушкой из девяностых. Правда, сейчас у молодежи нет общей моды, каждый сам создает себе индивидуальность, если это кого-то заботит. Похоже, ее – не очень.
– Далеко от метро идти, – сказала она так, будто Грошев был в этом виноват. – Здравствуйте.
– Здравствуйте, проходите. Надо было раньше выйти, на «Дмитровской», и на трамвае почти до дома.
– Да ладно, прогулялась.
Грошев потянулся к ручке чемодана, но Юна прошла мимо него в квартиру, стуча колесиками чемодана по плиткам и слегка задев Грошева рюкзаком.
Он пошел за ней.
В прихожей Юна сделала шаг в сторону, в угол, и там остановилась. Словно ждала распоряжений.
– Значит, Юна? – Грошев запоздало протянул девушке руку. – А я Михаил Федорович.
– Мне сказали.
Она сунула Грошеву свою холодную ладошку, прикоснулась и тут же убрала.
– Ну, располагайтесь, давайте помогу.
– Да я сама.
Юна скинула рюкзак, сняла куртку, повесила на вешалку, стоящую в углу, – деревянную, старомодную, на четырех изогнутых лапах и с загнутыми рогульками наверху. Туда же повесила, размотав с шеи, шарф, под которым оказалась бледная тонкая шея. Долго расшнуровывала свои гриндера, Грошев подал ей тапки, но она, порывшись в рюкзаке, достала сверток, а из него – бордовые домашние тапки с помпонами.
Мамины, подумал Грошев.
– Завтракать? – спросил он.
– Спасибо, потом. Куда мне?
Вариант был один – в гостиную, она же спальня. А Грошеву придется и работать в кабинете, и спать в раздвинутом кресле. Вся его одежда – в спальне, там же и белье; надо будет переместить в прихожую, во встроенный шкаф.