Детство, юность, молодые и зрелые годы видели одно и то же. Она временами думала, что бог её покарал и определил с рождения в тюрьму на пожизненный срок, и она отбывает и тянет его покорно, с горечью понимая, что конец жизни все ближе, а перемен не было и не будет. От этого в её душе поднималась злоба и, хотя она понимала, что люди в этом не виноваты, но ничего сделать с собой не могла. Она была сумрачна, как и её жизнь, и только дочь оставляла слабую надежду на перемены.
Дочери дома не было. Она работала в учреждении, с новыми непонятными сокращениями, кассиром. Уходила рано, а приходила поздно.
Ольга Николаевна была похожа на мать, как две капли воды: высокая, с прямой спиной, горделиво несущая себя в пространстве и жизни. Единственно, что отличало её от матери, это копна рыжих волос, доставшихся ей от погибшего отца. Она, как и мать, в свои уже 20 лет была одинока и неприкаянна. В ней жила надежда на встречу со счастьем, но его не было. Да и откуда ему было взяться, если после всех войн и революций мужики, даже калеки, были на вес золота.
Одно время она приглядывалась к соседскому сыну Жоре, но вскоре, после попытки установить с ним более близкие отношения поняла, что голова у него занята другим – он обустраивал свою жизнь, как паук свою паутину, медленно и методично и места в этом процессе для неё не было.
За это она невзлюбила его и дарила ему свое презрение каждый раз, когда встречала во дворе.
Две одинокие души дочери и матери жили под одной крышей, редко за день обронив пару слов.
Татьяна Ивановна днями ковырялась в маленьком огороде, стиснутом стенами конюшни и собственного дома. Это было единственное поприще, что давало ей свободу и отдых. Так она перебивалась между огородом и кроватью с валерианой.
Жизнь была пуста, как тишина в доме.
Только привычно тявкала в доме маленькая собачка-дворняга, похожая на мопса, Таська.
Яков Штейн, лысоватый, местами курчавый, носатый, среднего роста, все 45 лет жизни был гоним ожиданием чего-то ужасного. Сколько он себя помнил, его не покидал страх. Он боялся не чего-то конкретного, а мрачного потустороннего, что окружало его жизнь с рождения. В детстве ему говорили о всемогущем боге, и он боялся его гнева. Потом его пугали, и иногда он находил тому подтверждение, дикостью и безжалостностью людей. Затем старая жизнь закончилась, а вместе с ней и то привычное, что составляло его основу. Он был уважаемый дантист, с положением, домом и семьей. В один момент это рухнуло и он, бросив все, бежал на юг, где надеялся сохранить, то немногое, что еще могло быть сохранено.