Именно поэтому я почти убегаю, он успевает меня окликнуть, – Принцесса.
Прозвище меня нервирует – я до сих пор не могу понять, приятно или не очень. Принцесса. Все это уже было, но контекст совершенно другой. И этот совершенно другой контекст меняет абсолютно все. Черт с тобой. Черт с тобой. Зови как хочешь. Когда я оборачиваюсь, он улыбается.
Он улыбается и у него вокруг глаз такие морщинки, будто его улыбка слишком большая для его лица. Будто она не может там уместиться. Она не помещается и в моей голове вовсе.
Я вижу, как он улыбается.
И не в первый и далеко не в последний раз за наше знакомство понимаю, что я ужасно, чудовищно, беспомощно совершенно потеряна.
Он этого еще не знает, но рассматривает мое лицо дольше положенного – кого вообще волнуют эти нормы? Я хочу, я хочу, я отчаянно хочу, чтобы он на меня смотрел.
Он показывает жестом, вроде еще созвонимся.
Я сжимаю телефон в пальцах, едва дохожу до выхода из чужой школы.
Илай: принцесса, я не видел человека, красивее тебя. и дело не в том, что у нас школа для мальчиков, эти будущие святые отцы тоже бывают очень даже ничего.
Скарлетт: ерунда. ты разве не будущий святой отец сам?
Скарлетт: у тебя невероятная улыбка.
Илай: ))))))))))))) издеваешься?
Скарлетт: я предельно серьезна.
Я хочу его нарисовать.
***
Я позволяю ему влезть в мою жизнь, поселиться у меня под кожей – ему не нужно мое разрешение, он разделяет эту самую жизнь и меня саму на «до» и после с «маниакальным» упорством. Жизнь «до» похожа на совершенный, маленький, очаровательный кукольный домик, с дорогими платьями, элитной школой, со строгой мамой, жизнь «после» состоит из непонятных, незнакомых мне окраин Лондона, из прогулок и нарушений комендантского часа, из краденых поцелуев, из множества моментов, которые решительно не предназначены для того, чтобы их видел кто-то, кроме нас. Он не разделяет мою жизнь на до и после, я ошибаюсь, это почти смешно, он наполняет ее смыслами, о которых я до этого не знала. Или не хотела знать. Скорее всего, просто боялась, всегда была жуткой трусихой, но с ним нет страха, с ним нет болезненного ощущения отвергнутости.
Мы играем в какую-то дурацкую игру, смысла которой до конца не пониманием, ни я, ни он. И все, что мы друг с другом делаем: толкни дальше, посмотри, насколько далеко за границы зоны комфорта сможешь выпихнуть человека.