Федор Петрович и сам нередко ходил с ребятами, слушал их выступление с площадки для зрителей, а потом заводил беседы о Боге с теми, кто находился рядом. Он знал также, что нередко после выступлений у мальчиков спрашивали, откуда они берут темы, и оба отвечали, что берут темы из Библии.
Родители Давида не возражали, что их сын говорит также, как и его друг: «из Библии». Ведь среди слушателей не часто можно было встретить евреев, а раввины считали, что для народов мира Тора закрыта. Так что пусть читают свою Библию. Хорошо, что хоть так они узнают о Едином Боге.
Не все раввины поддерживали Ицхака Абрамовича в его решении, но он был достаточно самостоятельно мыслящим человеком, чтобы не расстраиваться по этому поводу.
Зная бурный темперамент и характер своего сына, Ицхак Абрамович радовался, что тот не посещает дворовые компании и кружки революционно настроенной молодежи, к которым принадлежал их старший сын.
У Пети и Давида была еще одна причина, по которой они не хотели никуда уезжать на отдых. Одна из девочек, игравшая в сценке, нравилась им обоим. Когда-то, еще в пятом классе ребята обнаружили, что им нравится одна и та же девочка и они пообещали друг другу, что ни одна девчонка не разобьет их дружбы. Теперь, когда Пете понравилось проводить время с Таней, он старался не думать и не замечать, нравится ли она Давиду. Мальчик просто радовался, когда Таня приходила на репетиции, любовался ее игрой в сценке. Он не приглашал ее никуда и не проявлял особых знаков внимания, словно боясь спугнуть сказку.
Но со временем взгляды Пети заметили одноклассники и стали подшучивать. В один из дней Таня пришла на репетицию с перебинтованной кистью руки.
– Что случилось? – заботливо поинтересовался Петя.
– Нож сорвался, когда я хотела открыть банку консервов, – ответила девочка.
Петя невольно поморщился.
– Сильно?
– Ощутимо. Но зашивать не пришлось – сдержано ответила Таня.
Перед началом репетиции ребята как всегда ставили стулья в круг, и Петя не позволил Тане поднять стул. Он подхватил его и поставил к другим.
– Тебе не стоит поднимать тяжелое, – тихо произнес он, почти не глядя на девочку.
– Спасибо!
Давид, молча наблюдавший за этой короткой сценой, сжал зубы, невольно схватился за сердце, сжав рубашку в кулаке, и буркнул себе под нос:
– Да ты издеваешься! Ну почему опять? Не такие уж мы разные, как видно! Что за напасть!!