Я протянула ему хлеб, он машинально взял и уставился на него. В долю секунды он словно стал самым обычным Максимом Денисычем, с суровым взглядом, с ироничным изгибом губ, сдержанный и грозный.
Но только на секунду. В следующую батон полетел на подоконник, я почувствовала колено ректора, уверенно разводящее мои ноги, и вот тут меня поглотила паника:
– Макси-и-им Денисыч! Вы что делаете?
– Утоляю свой голод, – с придыханием рыкнул ректор мне в ухо, и я успела ойкнуть, когда его губы жестко прижались к моим.
То с момента губ касаний, он на веки "раб" ей станет!
И исполнит все желанья, и любить не перестанет!!!
– Господи, как хорош-шо, – прошипел он, на мгновение отлипнув от губ, а я словно впала в ступор.
Целоваться с ректором в туалете? Не предел мечтаний. Даже больше скажу, как я в глаза ему завтра смотреть буду?
Но всё это плескалась в голове ровно до момента, пока Максим Денисыч не накинулся на меня с поцелуями со страстью оголодавшего зверя.
Так непривычно чувствовать во рту чужой язык, оглаживающий зубы, дёсны, заигрывающий с моим языком. Не успела я привыкнуть к ощущениям, как ректор сменил тактику, дав мне вздохнуть, и тут же снова запечатывая рот, только теперь втягивая мой язык в себя и посасывая.
Тут я охнула, вцепилась в его плечи, чтобы не упасть, и вздрагивала от странной вибрации, прошившей меня от этого жутко порочного поцелуя. Грудь напряглась, потяжелела, я привалилась к ректору, бесстыдно продляя это умопомрачительное ощущение щекотки внизу живота, а Максим Денисыч и не думал отпускать, сильнее насаживая на коленку и снова тараня мой рот своим языком.
Расползшаяся по телу вибрация не думала успокаиваться, набирая силу. Я стонала ректору в рот, мимолетно включаясь в происходящее. Вот Максим Денисыч сунул мне под кофточку руку, сжал грудь, я пискнула, но он даже не заметил. Стиснул сосок и нетерпеливо сдвинул чашечку лифчика, нагло лапая под кофтой голую грудь.
В этот момент нас обоих дёрнуло: меня от шока осознания, его видимо от собственной смелости и кайфа.
Ректор сам прервал поцелуй, закрыл глаза, откинул голову и гортанно простонал.
Это первый звук за время поцелуя, который стряхнул с меня эротическое наваждение.
– Максим Денисыч, вам нельзя… Нам нельзя… Что вы делаете?! Пустите!
– Моя девочка…
Он с такой дикой тоской гладит мои скулы, проводит пальцем по слишком чувствительным опухшим от поцелуев губам, и я почти стекаю по стене, ощущая, как другая ладонь соскальзывает с груди, убирается из-под кофты. Облегченный вздох уже на подходе, что, кажется, ректор пришел в себя, даже коленку убрал, сейчас и меня отпустит.