В этом пушкинский поэт находит свой приют, свое уте (и?) шение, а ведь эти самые «широкошумные дубровы» находятся совсем недалеко от смерти. Ваня же ищет ути (е?) шения среди людей, суеты, поступков, и он никогда не переступит зеркала.
Пронзив небес пустую ширь,
Я окунусь в немую ночь,
И мне не нужен поводырь,
Я сам смогу ему помочь
апрель, 1996.
…а дальше было кафе, где Ваня познакомился с Таней Калиниченко и Леной Михайловской. Этот вечер Ваня не забудет никогда. Он стал посвящать стихи моим девчонкам.
Конечно, мои девочки, воспитанные на Катулле и Пушкине, любящие Леннона и Марию Петровых, прекрасно понимали, что это слабые стихи. Но девочки слегка ошалели от созерцания образа ежедневно пишущего человека. Общение с ним превращало нашу компанию пишущих – время от времени и всегда по заданию учителя (о Толстом или о Достоевском) – в вариант «Бродячей собаки», где авторы и герои – одни и те же люди. Романная форма уступила место лирике. Лирические отношения перестраивали отношение к литературе. Стоит в компании появиться настоящему профессиональному поэту – и мои девочки начнут писать хорошие стихи и лирическую прозу.
Семпрония (страстно). Помоги ему, Цезарь. Помоги! Ведь ты всегда ему сочувствовал! Ты любил его. Его нельзя не любить!
Цезарь. Разумеется… Но одно дело – личная приязнь. И совсем другое – ее место в собственной стратегии. Любовь к Катилине не укладывается в мою схему.
Семпрония. Если бы ты поддержал его, как обещал…
Цезарь. Я же сказал: я сам интересуюсь девчонкой по имени Власть. Я не был бы в восторге, если бы она увлеклась кем-нибудь еще. Пусть даже таким в высшей степени достойным гражданином, как Луций Сергий Катилина.
Семпрония. Он не соперник тебе! Никто не соперник тебе, Цезарь. Ни в политике. Ни в любви.
Цезарь. (усмехается) При всем моем бесконечном восхищении тобой – до сей минуты я тебя явно недооценивал.
Марина Саввиных. Катилина. Картинка десятая.
Ну а пока Ваня Клиновой не устает удивляться нам.
ИВАН КЛИНОВОЙ.
КУРГАНОВУ…
Темный лес. Ни шороха, ни света.
Я бреду, о корни спотыкаясь.
Раз на лбу моем клеймо поэта,
Мне судьба еще не улыбалась.
Вдруг прорвал блокаду паутины
За ближайшим деревом каштана
(Нету в мире радостней картины)
Мне открылась чудная поляна.
На поляне той резвятся звери,
Кормит их лесник с руки спокойно.