Евхаристия есть опыт реального Присутствия Христа, но наряду с Евхаристией есть и иной образ Присутствия Христа в этом мире. В период создания «Агнца Божия» отец Сергий пишет очерк «Святой Грааль», в котором говорит о том, что Присутствие Христа на земле после Вознесения не ограничивается только евхаристическим Присутствием. Есть ещё и иной аспект Присутствия, который связан с таинственным событием, произошедшим на Голгофе: один из воинов копьём пронзил тело Христа, и из раны вылились кровь и вода, навсегда впитавшиеся в нашу землю. Так земля стала Чашей Грааля – хранилищем Присутствия Христа в нашем мире. Из факта этого Присутствия отец Сергий делает вполне практические выводы:
«…Господь пребывает и на земле в излиянной из ребра Его крови и воде. Наша жизнь причастна и Его жизни в человечестве Его, наши страдания – Его страданиям… Голгофская мистерия продолжается незримо в мире. Эта мысль страшна и потрясающа своей значительностью, но она сладостна и возвышающа своей утешительностью. Она воистину ставит нас перед Лицо Христово, делает Его присутствие не далёким и отвлечённым, но близким и конкретным. Христос принял на Себя грех мира и скорбь его, Он на страдание человеков ответствует Своим собственным страданием, Он, Бог, так оплачивает Своё дело сотворения мира ради любви к творению. С нами Бог!»[12]
И далее отец Сергий размышляет о страдании русского народа, но эти слова можно отнести к страданиям человека любой эпохи и любой национальности:
«Твоя Голгофа есть и Его Голгофа, с твоей кровью изливается Его Кровь. В этом тайна твоего страдания, и смысл, и оправдание, потому что человеческое страдание есть и страдание Христово»[13].
Это очень сильные слова. Но чем это отличается от утешительных слов, которые мы слышим в проповедях? Чем это отличается от сентиментально-чувственного «розового христианства»? Отец Сергий не просто декларирует возвышенные истины, ссылаясь на свой личный опыт, он ещё и пытается дать онтологическое основание этому опыту, опираясь на Священное Писание и данные патрологии. Однако я сознательно опускаю анализ его мысли, потому что моя задача – подчеркнуть экзистенциальное измерение софиологии, обнажить самое сердце этого богословского направления.
Отвечает ли софиология страдания на вопросы, поставленные «богословием после Освенцима»: где был Бог, почему Он допустил страдания людей, как мы можем простить Богу страдания невинных? На самом деле софиология отца Сергия Булгакова даже не знает этих вопросов, они чужды ей и непонятны, как непонятна детям возможная обида на Джоан Роулинг за то, что сделал лорд Волан-де-Морт. Однако у софиологии есть ответ на человеческие страдания и страдания всех живых существ: всю нашу боль вместе с нами несёт Христос, и тому, кто страдает, не надо других ответов. Это не заумная теория, это призыв к действию. Софиология – призыв к активному состраданию, к реальному действию в этом мире, и одна из духовных дочерей отца Сергия, мать Мария Скобцова, показала это своей жизнью. Если Христос страдает с каждым страждущим, значит, и тот, кто стал учеником Христа, должен учиться сочувствию и состраданию, облегчая страдания людей, делая мир лучше и добрее.