в юбке и переднике. Известно, что гномы бывают исключительно мужского пола, и неожиданное рандеву поставило бы в тупик криптоантропологов. Однако, мечтательница Марта все больше смотрела в небеса, нежели на землю. На исходе шестнадцатого года своей жизни она не встретила принца, не впала в летаргический сон и не нашла волшебный сундучок; она решила стать астрономом.
* * *
Учеба Марты в университете на экзотической специальности изменила жизнь Дома. Вместо привычного Рахманинова зазвучал Люсьер; вместо девочек-одноклассниц, шушукавшихся о своих девчачьих проблемах, стали наведываться шумные, преимущественно мужские компании, сопровождаемые даже отнюдь не Люсьером, но Рамштайном (а что Вы хотите от факультета прикладной физики?). Марфа Сергеевна удивительно легко находила общий язык с друзьями Марты, но все больше старалась проводить время в своей комнате. Веселый молодой шум – она называла его архаичным словосочетанием «вороний грай», а друзей Марты окрестила «воронятами» – утомлял ее.
Тобик тоже уставал от грая. Когда-то на его отце-тополе было воронье гнездо и тополь радовался тому, как на его глазах (а видел он листьями) формировалась воронья семья, строилось гнездо, как просто разрешались семейные споры, вылуплялись из яичек птенцы и как родители учили их летать. Иногда в полифонии дождя Тобику слышались юные вороньи голоса. Как-то раз в дождь кто-то тихонько заскребся в дверь. Марфа Сергеевна и не услышала бы, а Марта – сквозь своего Люсьера – и подавно. Но Тобик подозвал бабушку к двери; одному Дому было ведомо, как он это делал. За дверью никого не было. Хотя, стоит добавить, что ей померещилось, будто кто-то шмыгнул в приоткрытую дверь. Появилось ощущение «де жа вю» – как когда пилили старый тополь, только комочек был не бурый, а светлый. «Блондин-беженец», – улыбнулась Марфа Сергеевна. Или гость? Правда открылась через неделю, когда ей приснился странный сон. Может, он и был навеян изрядной порцией димедрола, призванной помочь ей после вечеринки, устроенной Мартой, но сон был слишком похож на правду.
Ей снилось, как сносят старый дом. Она видела огромный раскачивающийся шар (и филологический ум, не до конца нейтрализованный снотворным, параллельно вспоминал – бум? било?), под ударами которого рушились стены. Палевый комочек метался от одной полуразрушенной стены к другой. Наконец, машина, на которой был установлен шар, уехала. Начавшийся дождь прибил пыль, и блондин наконец-то решился вылезти из руин; выйти из того, что еще недавно называли домом; посмотреть на технократический пейзаж со стороны.