Четыре берега Трибрежного моря - страница 3

Шрифт
Интервал


Ах, эта граница между водой и сушей!.. Граница между спокойствием и вечным движением. Граница изменчивая и постоянная. Тонкая черта. Черта между водой и песком. Песком, что так чудно пел под легким ветерком и обидчиво-сварливо (словно снег) скрипел под босыми ступнями.

Граница между песком и водой. Водой, которая настойчиво, но безуспешно стремилась нарушить эту границу.

А дальше… Дальше границу дюн резко очерчивала зеленая полоса маленьких, кривеньких, едва доходивших до колена длинноиглых сосен, щедро усыпанных мелкими смолистыми шишками. Из этих шишек мама Эли и Пыли варила прекрасное, хрустящее песчинками на зубах, варенье. Сосенки увеличивались в размере по мере удаления от берега и в конце концов превращались в великолепный сосновый лес, который уже тянулся до самой подошвы Гор.

Гор, что заслоняли горизонт от края до края – насколько хватало глаз…


Выйдя из моря и отпустив руку своей сестренки-двойняшки, Эль села и уперлась щеками в коленки, крепко обхватив лодыжки руками. Скосив глаза к переносице, она смотрела на капельки, стекающие с прядей темных волос и падающие между ног на белый песок.

Капли падали все реже и реже. Они пробивали маленькие темные кратеры и ущелья, которые на глазах светлели. Испарившись окончательно, вода оставляла после себя причудливый узор на ровной поверхности песка.

Пыль устроилась рядом с сестренкой.

Шлепнувшись спиной на горячий песок, она застонала, едва вынося его нестерпимый жар, но не двинулась с места, а, продолжая постанывать, медленно раскинула руки и ноги в стороны. Своими крыльями девочка соорудила подобие зонтика над головой.

– О-о-о-о! Это прекрасно! Я сейчас заурчу!

– Скорее зашкварчишь и изжаришься.

– Только подрумянюсь до аппетитной корочки. У моих многочисленных поклонников слюнки потекут!

Эль подняла глаза на сестру, прищурилась и проворчала:

– Ну да, ты ж у нас красотка. Хитрюга, конфигурируйтся до конца. Крылья-то убери.

– Эль, прекрати занудствовать! Солнце в глаза бьет. Да и… Нет ведь никого! Сама-то сидишь голопопая. Прикройся – не маленькая, чай, – деланно равнодушно, но не без издевки возразила Пыль.

Эль вскочила на ноги, откинула волосы за спину, похлопала себя по попе, отряхнув прилипшие песчинки, и с вызовом посмотрела на сестру.

– Я не голопопа! Я нага! И я прекрасна в человеческом обличье!