Так кто из ее команды все еще там? И почему лечат чем-то кроме универсального поставь-на-ноги регенеранта?
«Мы вырвались с Обжоры».
«Мы улетели оттуда. Да, напоследок тварь нас покусала от души, но…».
Таня потерла свежий шрам на шее и груди – если бы не современные технологии, остаться бы ей вообще без кожи, с вросшими в мясо иглами лианы-паразита, а скорее всего – не протянуть и пары часов. Она проследила, чтобы всех пятерых сунули в гибернацию, сама плюхнулась в «ледяную ванну» последней. Еще выдохнула: «Ох, мать твою, хорошо», потому что холодный раствор приятно остудил горящую огнем рану.
Остальным досталось меньше. Четверых лизнули такие же лианы или их сородичи. Пятый…
Пятым был Нил Дорси. С ним случилось нечто иное, но Таня думала: капрала Дорси выпишут первым. В самом начале высадке его цапнуло местное существо, вроде краба размером с ноготь: Дорси сдуру ткнул без перчатки ствол поваленного дерева. Таня потом всех его родичей до питекантропов с праматери Терры вспоминала, а капрал чесался ладонь все три дня, что они исследовали Обжору. Зуд не унимался, но и хуже не становился, антигистаминный впрыск помогал не взбеситься иммунной системе.
Почему он все еще в лазарете? Почему там кто-то еще, док ди Каштру тратила на осмотр минут пять, потом подключала стандартный протокол и позволяла природе – то есть, совсем не природным имплантам и регенерации, – сделать свое дело.
«Что за…»
Дверь открылась. Таня подалась назад.
– Сэр.
Полковник Айосса потер лоб. Он был здоровяком, больше похожим на какого-нибудь уголовника из списка «Их разыскивает межгалактическая полиция», чем на «штабную крысу». Таня внезапно подумала, что сражаться-то теоретически хотя бы он должен неплохо, а еще – что рожа у него еще более неприятная, чем обычно.
Может, потому что низкий лоб, нависшие брыли и даже голубоватые прозрачные глазки чуть навыкате отображали тяжелый и мучительный мыслительный процесс.
– А, Малиновски. Заходи-ка.
– Так точно. Сэр.
Внутри пахло так, что Таня едва не поморщилась. Гниющие трупы видеть приходилось, нюхать – тоже, здесь смрад был иным, словно что-то еще жило, но распадалось быстрее, чем успевало восстановиться. Нил Дорси лежал на узкой койке. Таня заставляла себя не таращиться на бледное покрытое потом лицо, без того худощавый Дорси как будто превратился за пару дней в скелет, зато рука раздулась и лежала поверх простыни зелено-черной дубинкой. Каждый палец с запястье Тани, кожа блестела и натянулась, похожая на готовый порваться пластиковый мешок, даже блестела.