– Не мы, а ты! – язвительно сказал Максим, ткнув указательным пальцем в нос своему визави. – Да, это он, терпеть его теперь не могу! – улыбнувшись, завершил свою мысль Максим.
– Спасибо тебе! Тогда я пока отнесу щенка домой, посмотрю, чем смогу его накормить, а ты беги за второй порцией унижений… встретимся в подвале.
– Ещё и в подвал заманиваешь! – кинул вскользь интеллигентного вида соучастник и, надев наушники, зашагал в сторону ближайшей к скверу пятиэтажки.
К тому моменту, когда друзья равноудалялись друг от друга, чтобы исполнить ранее данный обет, ветер уже вовсю щекотал кроны могучих тополей, осин и лиственниц, отдавая в промокшем городе эхом, напоминающим шёпот океанических волн, постепенно накатывающих и разбивающихся о скалистый берег, отбрасывая в разные стороны солёные брызги остатков канувшей в безызвестность силы двух стихий.
И этой силе нет черты предела,
Природой в абсолют одна возведена,
Столь притягательна физическому телу
И так губительна ему она.
* * *
Георгию казалось, что сегодня он встал на пути у самой судьбы, приручив маленького дракона, пламя которого должно было вот-вот погаснуть. И оставляя его в подвале дома, укутанного пледом на дне квадратной коробки из-под старого советского телевизора, он ожидал чуда, которое непременно должно было произойти, дабы уверовать в то, что ниспосланные нам с небес испытания делают нас лучше, а не забирают последнюю надежду на пути к светлому будущему.
Ночь укроет нас звёздным покровом,
Пролетит над землёю комета,
И сверчок запиликает снова,
Как и тысячу лет до этого.
Ночь устелет нам бархатом мрачным,
Лунным светом коснётся планеты,
И окажется всё – столь незначимым,
Как и тысячу лет до этого.
Ночь сорвёт с нас застывшие маски,
Смоет краски, оставив раздетыми,
И прошепчет на ушко сказку,
Как и тысячу лет до этого.
А под утро ночь станет прозрачной,
Побледнеет на небе от света
И останется дымкой невзрачной,
Как и тысячу лет до этого.
* * *
От протёртых временем домов и улиц прямиком в оставленную между плотными бордовыми шторами щёлку некогда упомянутой комнаты невымышленной многоэтажки, где пребывала во снах она, пробивался тонкий луч утреннего солнца, нежно подсвечивая её раскидистые локоны и озаряя светлое умиротворённое личико.
– Кристина! Кристина! Вставай, родная, уже семь утра! – послышался из-за двери звонкий женский голос.