Я поднялась на ноги.
– Куда ты? – Недина напряглась. – Сядь.
– Немного подышать воздухом, – сказала я. – У меня что-то голова разболелась.
Я пойду. И мне плевать, что подумают и что скажут. Раньше всегда было плевать. И теперь тоже. Важно другое.
У меня так безумно колотилось сердце.
Вечерний ветерок пахнул в лицо морской солью и спелыми апельсинами.
Итан ждал в саду, чуть за углом, подальше от посторонних глаз.
Ждал меня.
Разглядывал меня, едва заметно ухмыляясь, оценивающе.
Я постарела за эти годы?
– Тебе не идет черный, Джу, – сказал он. – Шафрановый куда лучше.
Я… я хотела обидеться. Как смеет он говорить, что мне не идет, что я не красива сейчас? Любая женщина обидится на такое. Но шафрановое платье… он ведь помнит? Мое любимое, мне шили его еще в доме отца. Я была в этом платье, когда мы с Итаном встретились в первый раз. Оно действительно было бесподобно. И я в нем.
– Ты для этого меня позвал?
Он покачал головой.
– За вечер шесть человек подошли и намекнули, что вдова Сатоцци не сводит с меня глаз, – чуть кривовато усмехнулся… улыбка у него стала совсем чужой, злой, колючей. – Я хотел не замечать этого, но потом магистрат дружески похлопал меня по плечу, сказал: «Да иди уже, трахни ее, она вся течет. Говорят, горячая штучка».
Мне хватило буквально мгновения, чтобы подскочить к нему и залепить пощечину. Со всей дури, до ломоты в плече, до отбитых пальцев. Он не попытался остановить меня или защититься, хотя мог бы, несомненно. Но он позволил ударить и тут же, схватив за плечи, развернул, прижав меня к стене.
– Как ты смеешь?! – выдохнула я.
Ухмылка Итана стала шире, он был вполне доволен собой. Красный след от моей ладони на его щеке.
– И, правда, горячая, – его дыхание на моем лбу. – Не остыла за столько лет жизни с этим мороженым ублюдком.
– Не смей! Альдаро любил меня!
Я готова была ненавидеть Итана сейчас, действительно страшно ненавидеть за все, за эти слова, за то, что я столько лет думала о нем, а он при встрече – вот так, грязно, с первых же слов. Но его близость сводила меня с ума, и ноги подкашивались. Сложно желать кого-то и ненавидеть одновременно.
– Любил? Я не понимаю такую любовь, – его ноздри гневно подрагивали, словно и не было этих лет, словно Альдаро еще жив и я… словно еще не поздно что-то изменить. – Я не понимаю, как можно любить женщину… – его голос чуть сел, став хриплым, – любить и спокойно стоять у окна, глядя, как ее хотят изнасиловать и убить прямо у твоих дверей. Это больше, чем трусость.