Я есмь (хроника двенадцати дней) - страница 3

Шрифт
Интервал


Стучусь, звонить не хочется. Никто не отвечает. Ага. Дверь не заперта. Есть кто живой? В прихожей обуви мало, несколько стоптанных туфель разных цветов, сапоги женские, черные, с молнией, на невысоком каблуке, две пары кроссовок, грязных, изношенных. Одна пара размером поменьше, видимо, Олега. На вешалке пальто, несуразная шляпка, спортивная куртка одна. Зеркало занавешено полотенцем. Планировка у них, как и у меня. Естественно, они ведь прямо подо мной живут. Две комнаты. В спальне две кровати, в гостиной одна, тщательно заправленная. Обстановка у них – не бог весть. Пара облупленных шифоньеров, круглый стол, покрытый свежей скатертью, ещё следы укладки не разгладились, четыре стула из того же комплекта. Зато телевизор новенький, плоский, метр с лишним по диагонали.

Наконец меня заметили. Алик подскочил и протянул руку. Пришлось пожать. Заплаканная женщина уткнулась мне в плечо, рыдает. Обнять? С чего вдруг? Неудобно вроде. Но стоять с повисшими руками тоже не того. Еле усадил на стул. На пиджаке теперь мокрое пятно. Хорошо хоть туши нет. Застирывать не придётся. Как звали покойного? Новый взрыв плача… Костя. Как случилось? Несчастный случай. Током убило. Компьютер. Олег показал мне его. Тот так и стоял в спальне на письменном столе – почерневший, прикрытый фланелевым одеялом. Костя, по всей видимости, хотел что-то записать на диск, и тут его закоротило. Очаг возгорания был в дисководе. Что тут поделаешь. Случается. Я бы так и ушёл, но на столе заметил повестку к следователю. К Пашке. Костя должен был явиться к нему неделю назад. Видимо, не сходил, на тот день Пашки уже не было в живых. И о смерти следователя говорили по телику. Небось, обрадовался, что не надо идти.

– Чем твой брат занимался? – спросил я у Алика.

– Ничем.

– А сколько ему лет-то было?

– Восемнадцать.

– Он работал где?

– Нигде.

– Ясно. На маминой шее, значит.

– Не-а. Он сам зарабатывал. Нам всем хватало.

– Чем зарабатывал, спрашиваю?

– Так, по мелочи… Точно не знаю, – ответил сквозь зубы Олег. Знает, гадёныш, но скрывает. Чёрт с ним, мне какое дело.

– Не хочешь говорить, как хочешь. Я пошёл.

– Может, помянете? – раздался плаксивый голос из-за спины. Наконец увидел её лицо. М-да-а-а. Чего слёзы с бабами делают. Лучше б не видел.

– Конечно, помянем. Сейчас схожу…