От мужа она знала, кто и в какой камере сидит, а также кто прикован к стене или болеет, а кто может подойти к окну, и поэтому нет-нет на ее балконе появлялись и другие цветы: дети осужденных, которых госпожа Миллер приводила в дом палача, чтобы показать малышей сидящим в тюрьме матерям.
Это был достаточно смелый или просто необдуманный поступок, так как горожане сторонились людей осужденных и особенно осужденных за колдовство, и, решись кто-нибудь донести на жену палача, ей, несомненно, припомнили бы и цветы, которые, как известно, лучше всего растут именно у ведьм. Но фрау Миллер не могла жить иначе. Поэтому Петер, муж Греты, просил ее только о том, чтобы она помогала лишь уголовным преступникам, обещая самостоятельно позаботиться об осужденных по делам ведовства.
Уголовные преступники занимали первый и второй этаж, в то время как идущие по ведовским процессам арестованные находились в подвале. Особенно госпожа Миллер пеклась о них.
Крохотные оконца подвала, или, как его окрестили местные жители, «Ведьминого подземного замка», больше походили на норы сусликов, нежели на окна, так как арестованных по специальному предписанию следовало держать без света и почти без еды и питья. Много раз фрау Миллер спрашивала мужа, видны ли ее цветы из подвальных камер, и тот отвечал, что лично проверил это: из каждого оконца ее балкон был вполне обозрим.
Петер Миллер был добрый человек и врал жене. Потому что для них – для осужденных из подвала – до этих окошек еще следовало доползти. А легко ли это сделать, будучи закованными в кандалы, посаженными на цепь или с раздробленными испанскими сапогами ногами?
Сын Петера, девятилетний Клаус, прекрасно знал о том, что отец врет матери, так как сам нередко бывал с ним в подвальных камерах, но клялся и божился ей в том, что осужденные из подвала только и делают, что смотрят на цветы. Клаус тоже был добрым мальчиком и не хотел расстраивать маму.
Услышав это, фрау Грета размашисто крестилась, благословляя Господа, надоумившего ее делать это доброе дело.
* * *
Однажды, играя на улице вместе с другими мальчишками, сын кузнеца Губерт бросил в Клауса камнем.
– За что? – не понял Клаус. До этого дня он ни разу не ссорился с Губертом, впрочем, и друзьями их нельзя было назвать.
– Ты, палачово отродье, одет в одежду мертвых! – выпалил Губерт. Он был на голову выше Клауса и шире в плечах. Целый день вместе с отцом Губерт Крохт работал в кузнице и, как говорили ребята с их улицы, мог руками колоть орехи и растирать в крошку кирпичи.