Я думаю, что украсть какую-то девочку и сделать её своей пленницей Алексей задумал давно. Если у него не получается с женщинами, они его презирают, то он решил выкрасть маленькую девочку и вырастить её для себя. И именно из детдома, откуда дети нередко сами убегают. Сейчас я понимаю, что все эти годы жила рядом с психически больным человеком, который был способен на всё. Когда он привёз меня к себе домой, ему было сорок лет. Злой и угрюмый, он меня совсем не пугал. Пусть некрасивый, но покупал мне игрушки, платья, сладости. Алексей редко подолгу бывал дома, работал посменно, после работы куда-то уходил. Часто возвращался навеселе, но не обижал – ложился спать. Дома оставались мы с моей Фенечкой.
Фенечка – мой добрый ангел, моя мамочка. Два года я жила действительно как принцесса. Мы ездили в город, покупали мне игрушки, одежду, и единственное, что мне тогда не нравилось, – то, что не разрешалось выходить на улицу и ходить в школу. Учила меня Фенечка. «Понимаешь, я совершил преступление. Я украл тебя из детского дома. Если об этом узнают, меня посадят в тюрьму на пятнадцать лет. Ты же не хочешь, чтобы я там умер?» – не раз повторял Алексей. Я не хотела и потому слушалась его. Он такой большой, он должен был что-нибудь придумать. И он придумал.
Через два года мне исполнилось четырнадцать лет, и Алексей приступил к исполнению своего плана. Однажды он завёл меня в свою комнату и сказал, что я уже взрослая и буду теперь жить в этой комнате, а спать буду с ним в его кровати. Я ещё до конца ничего не понимала. Но эта идея мне совсем не понравилась, и я убежала к Фенечке, всё ей рассказала. Фенечка стала меня защищать, но Алексей набросился на неё. Я впервые в жизни видела, как жестоко можно бить человека. «Так будет и тебе, если не станешь меня слушать», – кричал мне Алексей. Затем он просто схватил меня под мышку и отнёс в спальню.
Так я стала его женой. Мне было четырнадцать, а ему сорок два года. Впереди оказались долгие шестнадцать лет моего заточения. А в то время я всё-таки была ещё девчонкой. Играла с собакой, с котом, выносила гулять своих кукол. А через несколько месяцев Фенечка сказала, что у меня будет ребёночек. Она уговаривала не расстраиваться, а я и не расстраивалась особенно, что я там понимала. Больше расстраивались сама Феня и Алексей. Фенечка плакала целыми днями напролёт и уговаривала Алексея что-то сделать. А он и сам не рад был тому, что натворил, не знал, как выпутываться из этой ситуации, в которую он себя и нас загнал. Относиться он ко мне стал очень ласково, можно сказать, нежно. Каждый день говорил, что любит, исполнял все мои желания, прихоти. Но стоило мне заговорить о том, чтобы он меня отпустил, – моментально превращался в зверя, бил по щекам, щипал. Я же просила его отпустить меня и обещала никому и никогда не говорить о нём, а когда выйду из детдома, обещала вернуться к нему. И я бы выполнила своё обещание. Он же мне не верил и запрещал даже думать о свободе.