– Опять сбилась! – капризным фальцетом восклицала Эмма. – На носок ногу ставить?
– Нет, нет! – тут же отзывался Марат и подбегал к «недотёпе». – Стопы ставьте прямо. Сначала – на пятку. Затем, совершив толчок, стопа перекатывается вперёд, вес переходит на подушечки стопы, на пальцы, на пятку другой ноги, и снова то же самое, но с другой ноги, – терпеливо пояснял он, не уставая демонстрировать правильные движения. – И, пожалуйста, соблюдайте контроль дыхания, разговаривать не нужно.
– Я не могу не разговаривать, – притворно захныкала Эмма. – Если вы приказываете нам молчать – тогда сами рассказывайте что-нибудь. Можете стихи почитать. Пушкина, например, – она засмеялась.
– Стихи?! А что? Таких тренировок у меня ещё не было. Но, как говорится, желание дамы – закон.
«Умница! – восторженно подумала Зинаида. – Даже ломаться не стал. Интересно, что прочтёт?»
– Итак, по просьбе милых дам – Джордж Гордон Байрон: «Она идёт во всей красе»…
«Она идёт во всей красе —
Светла, как ночь её страны.
Вся глубь небес и звёзды все
В её очах заключены.
Как солнце в утренней росе,
Но только мраком смягчены.
Прибавить луч иль тень отнять —
И будет уж совсем не та
Волос агатовая прядь,
Не те глаза, не те уста
И лоб, где помыслов печать
Так безупречна, так чиста…»
Зинуля просто обомлела от восторга. Если бы сейчас рядом с ней была мама, то наверняка предложила бы дочери повнимательнее присмотреться к такому романтичному и образованному инструктору…
Князева обожала Байрона, но больше любила читать в первоисточнике – переводы зачастую не могли передать поэтической прелести стиха…
Словно поняв её мысли, Марат дочитал стихотворение до конца и задумчиво произнёс:
– Только я убеждён, что Байрона лучше читать на его родном языке, вот послушайте, как это звучало у поэта:
«She walks in beauty, like the night
Of cloudless climes and starry skies;
And all that's best of dark and bright
Meet in her aspect and her eyes:
Thus mellow'd to that tender light
Which heaven to gaudy day denies…».
Его произношение было безупречным. А проникновенность, с которой он декламировал, не могла оставить Князеву равнодушной. От нахлынувших чувств Зина остановилась.
Марат, улыбаясь, приблизился к ней.
– Не останавливаемся, не останавливаемся, – он посмотрел на Зиночку своим карим взглядом из-под пушистых ресниц и, сняв перчатку, обхватил тёплой и сильной рукой её пальцы. – Вот такими движениями, вот такими движениями, – приговаривал он, не переставая смотреть на Зину.