Но почему-то росло в нём убеждение, что вторая-то история, история с пропавшей сумкой, для него гораздо опаснее. При всей глупости, несуразности в ней заключалась пугающая тайна.
Внезапно меж запахов табака, пота и алкоголя просочился весенний запах ландыша.
Дознаватель Муха поднял лицо от бумаг. В служебное окошко заглядывали две девицы. Одну из них знал очень хорошо. Это была известная проститутка Настя Жеребцова из Полоцка, работавшая в его владениях на Таганке. Настя была весёлая, неунывающая девушка с маленькой, гибкой фигуркой, яркими глазами под русой чёлкой. Славное лицо золотело от веснушек. Напарница её, чернявая и пышногрудая, со сросшимися у переносицы бровями, приехала совсем недавно из Львова. Звали её, судя по документам, Горпина Габун.
– Привет, Виталий! – запросто сказала Настя.
– Обидел кто? – Муха весело кивнул в ответ.
– Кто ж нас обидит? Мы по делу. У тебя человек сидит, – сказала Настя. – Вон тот, скорее всего. Вихрастый. Просили отпустить.
Муха, прищурившись, недоверчиво изучал лицо Насти, затем перевёл взгляд на лицо Горпины.
– Убедительно настаивали, – со значением повторила Настя.
Улыбка сошла с губ дознавателя. Он догадливо встал с кресла, вышел из дежурного помещения. Жеребцова сунула в нагрудный карман Мухи сложенные купюры. Движение руки продолжалось всего лишь полсекунды. Но опытный дознаватель безошибочно определил, что в перегнутой пополам пачечке ровно десять сотенных.
– За него люди подписались, – пояснила Настя. – Штука здесь.
– За придурка? – удивился Муха. – Да он же Рыбоедова ударил. При исполнении. В травмпункте фиксирует.
– Вот тебе шоколадку, – сказала Настя. – Придумай что-нибудь.
– А голова на что?! – сказал Муха и ударил себя ладонью по загривку. – Будем думать.
Девицы удалились. Муха развернул шуршащую обёртку, большими кусками стал отламывать и пожирать шоколад, не чувствуя вкуса. Надо было правильно, тонко решить сложную дилемму. И отпустить преступника, и придумать отмазку для Рыбоедова. Между тем что-то отвлекало, сбивало с мысли, не давало сосредоточиться. То звонил и звонил дежурный телефон.
Мысль дознавателя двоилась. Конечно, Бубенцова он отпустит. Тут без вариантов. За тысячу-то. Серьёзные, видать, люди. Взял – сделай. Но как отпустить? «Рыбоедову, если что, три сотни».
Телефон звонил и звонил.