– Да, но разве после того, как человек достиг совершенства, например, в каком-то ремесле, не стало ли это дело простым для него? – не сдавался юноша.
– Стало. Тут я считаю, что все дело в относительности. Относительно вас его ремесло сложно, но для него оно же и просто.
– Ваши слова имеют смысл. Так значит, мне стоило сказать, что вы сложно взяли статью из газеты в вашей книге или что это сложно невероятно? Это же просто нелепо, – возмутился журналист.
– Кажется, вы мне говорите о слове, а я вам о его значении. Я не принуждаю вас заменять это слово на другое, а тем более на обратное, но советую обдумывать его значение прежде, чем сказать, – не торопясь, ответил Постоялец.
Послышался шорох листьев. Веточка упала прямо между двумя собеседниками. Наступила тишина. Казалось, сама природа решила прекратить этот спор. Оба собеседника заметили веточку, разделяющую их. Она была небольшой, но обоим она показалась бревном невероятных размеров.
– Вы знаете, что такое дежавю? – спросил Постоялец.
– Конечно, с чего вдруг вы это спросили?
– Я расскажу вам кое-что…
***
– Ну и что думаешь, скоро кончится вся эта бойня?
– Война не бывает быстрой, ты сам это знаешь. Главное – сохранить рассудок. Это нужно. Нужно нам всем, чтобы после, в мирное время, найти свое место в жизни.
– Да ты, я смотрю, философ, друг мой.
– Конечно, пока ты меня слушал, я стащил твой кусок хлеба.
– Как? Куда? А ну иди сюда.
Экхарт помчался со всех ног с куском хлеба во рту. Когда Лютер его догнал, от хлеба не осталось ни крошки.
– Вот засранец! Одурачил меня как последнего…
Оба парня согнулись, опершись руками о колени. Переводили дыхание.
– Да не бойся ты так. На вот мой кусок, я его специально оставил. Но в следующий раз беги быстрее, а то я и его съем, – сказал Экхарт, отдышавшись.
Он достал из кармана гимнастерки немного помятый кусок белого хлеба, заготовленный ранее.
– Откуда у тебя белый? – удивленно спросил Лютер.
– Я его для тебя достал. Так что ты ешь и помалкивай.
Лютер аккуратно взял хлеб. Они вернулись к своим спальным мешкам и сели каждый на свою. Вскоре оба легли на спину и стал смотреть на небо. Была середина лета. Ночью можно рассмотреть если не все звезды, то хотя бы самые известные. Не то, чтобы Экхарт интересовался звездами, но подобные вещи его завораживали. Да так, что бывало не оторвать.