Признаюсь, увидев свои посмертные письма на сияющем изнутри экране компьютера, я поняла, что история приняла новый оборот, высвечивая те детали, которые до настоящего времени оставались в надежной тени. Читая повесть собственных страданий, боли и слез, я, безусловно, испытывала новое переживание, но далеко не такое сильное, как то, которое охватывало меня в момент нанесения строчек на компьютерный лист. Я понимала, что это все это уже в какой-то степени не я, или не совсем я – потому что это я, пережившая что-то важное в себе, лишившаяся чего-то главного, изгнавшая из себя что-то определяющее, и потому почти что чужая самой себе, существующей в письмах.
Может, в этом и заключалась мудрость лечения – в том, чтобы я взглянула на себя со стороны, поняла, как я теперь бесконечно далека от себя тогда, ужаснулась глубине собственного падения и нашла в себе силы полюбить себя такую, какая я получилась, – не знаю. Осознаю лишь то, что мне еще по-прежнему больно, и пока эта боль не утихнет, я обречена писать и печатать, но уже и вполовину нет той ненависти и злобы, которая помогала мне преодолевать, как я думала, саму себя, а на самом деле – просто была нужна мне когда-то как засохшая корочка, закрывающая доступ к открытой ране. Как только рана начала затягиваться, корочка стала не нужна и отпала сама собой.
Или нет, или мне нужно еще счищать и счищать ее с огрубевшей души? Ведь я только сейчас понимаю, почему я не хочу говорить с тобой – ведь дело вовсе не в том, что мне не разрешает мой психотерапевт, мой соавтор и соиздатель, нет, все не так. Я действительно не могу говорить с тобой въяве – все, связанное с тобой не-героем моих писем, а реальным человеком из плоти и крови – еще по-прежнему живое, пульсирующее болью настоящее. Ты в письмах – уже мое прошлое, но стоит тебе возникнуть в моей теперешней жизни в трубке телефона или в потоке машин, как я тут же понимаю, что ты в жизни – отнюдь не прошлое. Смысл моей работы над ошибками, к которой я приговорена этими письмами, в том, чтобы оставить в прошлом все – боль, страдания, унижения, и того, кто их причинил, а это значит, и тебя тоже. Ты должен остаться в моем прошлом, только так я смогу пережить себя и остаться в живых. А это значит – для меня ты должен умереть там, в конце моей истории, которого я еще пока не вижу, но к которому стремлюсь. Это не значит, что я желаю твоей смерти, это значит, что для меня сегодня нет ничего страшнее живого покойника.