«Катя тогда дружила с парнем, который служил на посту особой секретности, – вспоминает Галина Луговая в том очерке журналиста Юлиана Павлюшина. – Они любили друг друга и были близки. Он доверял ей какие-то тайны, но она об этом помалкивала. А тут рассказала всё. На Курилах, говорит, никогда не было подобной таким масштабам стихии. Да и не стихия это. Генка на экране слежения видел, как прошло испытание то ли водородной, то ли атомной бомбы…»
И далее по тексту: «Работники Шелиховского комбината на Парамушире говорили, что когда их обдало волной, вода была горячая…»
«Видимо, испытатели не рассчитали силу бомбы, – завершает эту часть своих воспоминаний Галина Луговая. – Взорвали близко от берега. Волна пошла в пролив между островами, накрыв их так, что только верхушки сопок остались».
А вот уже существенные признаки намерения властей любыми средствами скрыть истинную правду: когда пострадавших эвакуировали во Владивосток, у них брали подписку о неразглашении того, что они видели собственными глазами и что пережили там, на Курилах, в день катастрофы.
Приведу дословно не менее многозначительное авторское окончание этого очерка:
«Галине пришлось лечь в больницу: психологическая травма, нарушение левой доли гипофиза, лучевая(!) болезнь. К 1956 году появились отёки, начали выпадать волосы, зубы. В 1957 и 1958 годах она по восемь месяцев лежала в краевой больнице. В 58-м медики Владивостока исчерпали свои возможности, и её направили в Москву, где она лечилась ещё полгода в клинике профессора Мясникова и в Институте питания. Подлечили. Даже волосы выросли. Но болезнь осталась навсегда.
Через несколько лет к ней домой пришла какая-то женщина. „Кого вам надо?“ – „Галю Луговую“. Это оказалась Мария Беломестнова – повариха с рыбозавода „Бабушкино“ – она тоже была на Курилах 4 ноября 1952 года.
Поплакали, повспоминали… Боже мой, тысячи людей погибли из-за проклятой эсэсэсэровской секретности…»
В 1957 году я и сам встречался с пережившими это цунами. Братья Варлаковы, которые года на три или чуть больше были меня моложе, жили в то время в посёлке Индустриальном, недалеко от города Петропавловска и работали на местном судоремонтном заводе. Они вообще ничего мне не рассказали о той катастрофе. Немного рассказали их родители – тётя Дора и дядя Максим, – которые в селе Вилюй жили недалеко от нас. Волна смыла часть посёлка, которая называлась Летник. Там, на песчаной косе, было полтора-два десятка жилых домиков с огородами и находился единственный рыбкооповский магазин. Основной посёлок не пострадал: он располагался метрах в двухстах на высокой террасе. Практически все жители Летника погибли. Уцелел только старик Подкатов, который в это время находился по каким-то своим делам в Петропавловске.