.
В выстраивании политического курса у императоров всегда возникали проблемы, с одной стороны, формирования кадрового аппарата, с другой стороны, выстраивания механизмов взаимодействия различных ветвей власти при всей пестроте состава и разнообразия взглядов служащих.
Таким образом, особенно метко подчеркнул в своих записках публицист П.А. Вяземский качественную характеристику графа А.А. Аракчеева как государственного человека: «он был одинок в обществе, не примыкал ни к какой партии влиятельной или ищущей влияния, следовательно, не мог быть орудием какого-нибудь кружка; не мог быть и его главою». Данная немаловажная деталь проясняет и определенные настроения среди дворян к графу, а также подводит к вопросу о роли графа в государственном управлении, истоки которого были заложены в Гатчине.
Историк А.А. Левандовский так писал о государственной деятельности графа: «Я не знаю ему равных. У него просто бульдожья хватка. Он производит очень сильное впечатление баллистической ракеты, запущенной по заданной траектории. От него идет волна удивительной энергетики – черная она, белая, хорошая, плохая – об этом можно рассуждать и спорить, но что это человек сильный, с выдающимися, вполне определенными качествами – это несомненно»29.
Цельность и энергетика образа А.А. Аракчеева определяется, прежде всего, тем фактом, что судьба этого человека представляла собой сочетание сразу трех исторических эпох – царствования императрицы Екатерины II, императора Павла I и императора Александра I. При всех противоречиях эти периоды логично связаны и преемственны, что и показывает изучение государственной деятельности графа А.А. Аракчеева и его личностного развития. Более того, реформы государственного управления, развернувшиеся при императоре Николае I, имели глубокие корни в предыдущем периоде истории Российской империи.
Исторический образ графа А.А. Аракчеева неизбежно вбирает в себя ряд положительных и негативных черт, оказывается на пресечении противоположных мнений. И за этими мнимыми весами исторического правосудия зачастую не просматривается ни сущность явления, ни процесс, ни эпоха, ни связь с современной действительностью. Впрочем, даже самые скептически настроенные историки оказываются под влиянием величия этого образа.
Павел Рыженко. Вторая присяга (фрагмент). 2013 г.