– Здорово, – сказал он, пытаясь улыбнуться.
Был он крепко на взводе, но смотрел с пронзительной пристальностью человека, твердо знающего, что он сделает в следующую минуту.
– Заходи, – не сразу отозвался Зарубин и погладил заворчавшего Кармака.
– Хороший кобель, – сказал Василий. – А у меня Гамма. Была. Такая сучонка умная, по глазам все понимала. Мать говорит, отравили. Выместили сволочи! Собака-то в чем виноватая?
Василий вошел и тяжело сел на кровать рядом с отцом Андреем.
– Угощаете или через одного? – спросил он.
Зарубин протянул свой стакан Василию.
– Перебора не будет?
– Мой перебор до завтрашнего утра. Развязал маленько, чтобы от вольной жизни сразу не задохнуться. Что, другого стакана, что ль, нет?
– А я из горла, – серьезно отозвался Зарубин. – На правах хозяина. Насчет вольной жизни – согласен. Её сейчас лучше мелкими глотками потреблять.
– Осторожно или поменьше? – заинтересовался Василий.
– И осторожно, и поменьше. Чтобы не захлебнуться большими возможностями.
– Точно, возможностей сейчас по горло, – Василий одним глотком выпил вино. – Несерьезный напиток, – сказал он, посмотрев на дно стакана. – Баловство. Церковное? – спросил он у отца Андрея.
– Самое что ни на есть мирское, – улыбнувшись, сказал тот и сделал глоток, пробуя.
– Действительно – аромат.
– Ароматов у них там хватает, – сказал Василий, поглядев на бутылку. – Не знаешь, то ли нюхать, то ли блевать бежать. Особенно, когда фугас метрах в пяти и кишки на деревьях.
– Все у тебя? – тихо спросил Зарубин.
– Начать и кончить, – сказал Василий неожиданно трезвым голосом. – Поговорить надо.
– Надо, – согласился Зарубин. – Даже очень. Только в абсолютно трезвом виде.
– Это у меня камуфляж… – Василий правой рукой очертил свою фигуру. – Для тех, кто меня на халяву взять рассчитывает. Насчет соображать – в полном порядке, не сомневайся. Так, расслабился слегка… Причин много.
– У меня их тоже не меньше. И тоже сейчас не в форме. Поэтому говорить будем поутрянке, без соплей и перегара. На полном серьезе. От этого разговора у нас с тобой вся дальнейшая жизнь обозначится.
Желваки на скулах Василия закаменели. Он долго молчал, сжимая и разжимая кулаки, наконец выдавил: – Не держал бы я тебя, Роман Викентьевич, за настоящего мужика, другой бы разговор у нас получился. За мать большая тебе благодарность. Пойду… – Он встал. – Только один вопросик все равно имеется. Чтобы душа в норму, а то заснуть не смогу… Кричали, говорят, вы с Иваном друг на друга. В последний раз когда… Чтобы Иван закричал на кого, много надо было. Очень много.