Гурьян по-прежнему сидел, прислонившись грудью к столу, и глядел на горящую свечу.
Могусюмка прикорнул на лавке. Закутавшись с головой в бешмет, он все думал, как быть, если Гейниатка приведет на Куль-Тамак полицию и казаков. Конечно, могло быть, что Гейниат на это не решится, возможно, он вообще убежал, у него воровская, разбойничья душа.
Однажды, спасаясь от погони, очутился Могусюм в незнакомом месте. Лес, заваленный снегом, переплелся в непроходимую чащу. В сумерках завыли волки. Голодная, жадная стая налетела на одинокого всадника. Кара-Батыр ударил копытом, переломил вожаку хребет и помчал Могусюма вниз по отножине увала к долине, где из сугробов желтел сухостой трав. Следом за ним вилась добрая дюжина мохнатых, остромордых волчин.
Могусюм сбросил хищникам чепан, выиграл время, пока звери рвали одежду, и ускакал, отстреливаясь из ружья.
Ночью он завидел огонь; спешившись, подошел к пламени. За костром, в дупле ветлы спал, завернувшись в овчинный тиртун[31], старик. Судя по ловушкам для зверей, лежавшим у дерева, это был зверолов и охотник. Когда Могусюм приблизился, он проснулся, дружелюбно встретил башлыка[32] и предложил ему ночлег в дупле. Утром, пока старик ходил в лес, проверял капканы, Могусюмка стал разыскивать коней. Следы на свежем снегу привели к низинным солнцепекам. Кара-Батыр и длиннохвостая кобыла охотника разгребали копытами сугробы и дружно пощипывали сухие пучки осоки.
Старик вернулся с добычей – принес зашибленных насмерть, одеревенелых от мороза красношерстного, чернолапого лисовина и пышную голубоводную рысь. Связал их вместе, перекинул через костлявую хребтину своей кобылы и, молодо подскакнув, забрался в седло.
Так познакомился Могусюм с Ирназаром… А теперь дочь этого старика стала невестой Могусюма.
…В комнате вдруг потемнело: свеча догорела. Гурьяныч уже спал. Могусюм поднялся, задул фитилек, плававший в подсвечнике в жидком сале, и опять завалился на бок.
Гурьяныч разговаривал во сне, поминал «верхового» Оголихина, потом батюшку отца Никодима и какого-то рябого татарина.
В полночь в окно постучали.
Могусюмка вскочил в сильной тревоге.
– Кто там? – очнулся хозяин.
– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, – густо прохрипел за ставнем заводской сторож.
– Аминь, – ответил мастер.
– Кричной молот не в порядке. Максим Карпыч велел идти на завод.