Аборигенки были – как куклы барби. Не по
внешнему виду, а по сходству между собой: пшеничноволосые,
скуластые, веснушчатые и фигуристые. Одна, видимо, побойчее,
выпрямилась, не озаботившись, впрочем, освободить подол юбки,
завязанный узлом намного выше колен.
– Ай да молодец! – воскликнула она,
подбоченясь. – Я б такого потискала в дажьбожью ночь!
Икры у аборигенки были загорелые, а ляжки
белые, как молоко.
Серега приветливо махнул рукой, повернулся и
обратно поплыл уже не кролем, а баттерфляем. Что, по его мнению,
смотрелось еще круче и при духаревской ширине плеч на
противоположный пол действовало, как прямое попадание в БТР: взрыв,
огонь и полная гибель. Не то чтобы ему очень хотелось понравиться
этим сочным бабенкам: с точки зрения Духарева, Слада была куда
симпатичней; но Серега любил произвести впечатление.
Метрах в двадцати от своего берега Серега
нырнул, а вынырнул уже прямо под Мышом, подхватил мальчишку за ноги
и подкинул вверх.
– Ну ты, Серегей, ну ты плавать! –
фыркая и отплевываясь, крикнул названый братишка.
Серега достиг берега и вытянулся на теплом
песочке. Мыш плюхнулся рядышком.
– Слышь, Серегей, – спросил он. – А ты,
часом, не нурман?
– С чего ты взял? – удивился
Духарев.
– У нас так не плавают.
– Как – так?
– Да как ты. Нурманы, сказывают, у
тюленей плавать учатся. Сказывают, нурман может полный день плыть,
да не в такой воде, а в ихнем море. А там вода
хол-ло-одна!
– Нет, – покачал головой Серега. – В
холодной я не могу.
Он
вскочил на ноги и быстро и гибко раскрутился в атакующей связке,
тройном развороте с хлесткими ударами рук и ног, а закончил высоким
прыжковым «ван-даммовским» уро-маваши, малоэффективным в реальном
бою с равным противником, но весьма зрелищным.
– Это у тебя че за танец? –
поинтересовался Мыш.
– Это не танец, – слегка обиделся
Духарев. – Это боевое искусство!
– Чаво?
– Боевое. Искусство! – Серега
ребром ладони срубил древесный сучок.
Но
эта демонстрация резкости на Мыша не произвела
впечатления.
– В бою зброя нужна, – авторитетно
заявил он. – Кулачком шелом не прошибешь.
Духарев спорить не стал. Он знал, что были
воины, способные пробить «пустой» рукой и доспех, и грудную клетку.
Но Серега, неплохо бившийся и на татами, и на улице, вполне мог
перебить противнику ключицу ударом сюто, а вот срубить, как Ояма,
рог у быка даже и пробовать не стал бы. Так что в отношении
Духарева Мыш был абсолютно прав. Ну и ладно! Танец так
танец!