К
счастью, толстяк больше бить не стал: прохаживался, выпятив
бочкообразную грудь.
Серега протолкался к самой площадке. Мыш
вцепился в ремень названого брата, чтобы не оттерли.
Чифаня и древлянин орали друг на друга. Суть
сводилась к тому, считать ли удар в висок запрещенным или нет.
Купец кричал: раз не сговаривались, значит – нет.
Чифаня орал: эдак и по детородным органам,
выходит, можно бить, если не сговаривались?
Голос у Чифани был звонкий. У купца –
раскатистый бас. Язык у обоих подвешен будь здоров. Хороший дуэт,
одним словом. Толпа вокруг густела.
Поорав минут пять, спорщики сошлись на том,
что поединок следует повторить. Сычок к этому времени поднялся, но
глаза у него были мутные. Одного взгляда на него было достаточно,
чтобы понять: этого бойца следует снять с соревнований. Тем не
менее Сычок собирался драться.
Духарев положил ладонь на Чифанино
плечо.
– Чего? – недовольно спросил
тот.
– Прекращай. Он проиграет, – уверенно
сказал Серега.
Чифаня замотал головой.
– Тогда давай я встану.
Чифаня сначала презрительно скривился, потом
– вспомнил.
– Ну что ж, давай, – согласился
он.
Серега начал разуваться, а Чифаня отошел
проинформировать противника о замене.
Противник не согласился. Вернее, согласился,
но потребовал удвоить ставку. Причем в одностороннем порядке, мол,
Чифанин борец уже проиграл. Еще пять минут крика – и ставки удвоили
обе стороны.
– Что мне нельзя с ним делать? –
быстро спросил Серега у Мыша.
– Как это – нельзя? – опешил
тот.
– Ну, нос ему разбивать нельзя, это я
уже знаю. Что еще?
– А-а-а… Руку или ногу ломать нельзя. За
это – три гривны. Пальцы ломать можно. Зубы выбивать нельзя. Тоже
три гривны. Но это ты не боись, как выйдет. На кону – больше. За
бороду не хватай. За причинное место. Еще плевать в лицо нельзя.
Песок в глаза сыпать…
Чифаня, сговорившись, подошел, заглянул снизу
в Серегины глаза.
– Смотри! – сказал. – Не сдюжишь –
будешь мне три гривны должен.
– Я тебе и так должен, – усмехнулся
Духарев. – Не боись, братан! Я его завалю.
Толстяка смена противника нисколько не
смутила, равно как и то, что Серега был на полголовы выше.
Семенящим шажком древлянин подобрался к Духареву и, подпрыгнув,
попытался врезать Сереге по морде. Должно быть, у толстяка это был
коронный номер.
Но
Духарева целостность собственной физиономии весьма заботила,
поэтому от летящего кулака он уклонился и мощно пробил в могучее
пузо. Ощущение было такое, словно кулак угодил в боксерский мешок,
обернутый ватой. Толстяк слегка покачнулся и вцепился в Серегин
рукав. Духарев блоком смахнул захват, но рукав при этом
порвался.