– Такими темпами мы никогда не очистим замок… – ворчал гоблин в кожаной рваной жилетке, шортах и сандалиях.
– Снова ты, Хручь, всем недоволен. Смотри на меня, я потихоньку работаю и не ною. – гоблин с отрезанным ухом держал в одной руке молот, а другой грузил останки воинов в мешок.
– Ос, брось ты этот молот, ты же его даже поднять не можешь, просто волочишь за собой, морда ты безухая. – Хручь завязал мешок и передал его гоблину в панцире с гербом Арбор-Семпер-Рубер.
– Ты мой молот не трогай, и ухо мое тоже! – Ос с силой швырнул кости в мешок.
Ростом чуть выше малириков и с темно-зеленой кожей, гоблин обладал крепкими руками, большими стопами и кистями. Длинный нос будто специально был создан для жизни в норах и туннелях. Заостренные уши были во многих местах проколоты, то ли из-за древней традиции, то ли так просто было красиво.
Один из остроносых поднял с каменного пола рваный кошелек, из дырки в нем в его ладони упали две монеты. Хручь тут же схватил гоблина за руку.
– Это общее! Все найденное золото отправляется в хранилище.
– Ты подумал, я заберу монеты себе, не поделившись с братьями? – удивился вор.
– Из всего легиона, ты, Мол, самый нечестный и скользкий гоблин.
– Бери, бери, старик. – Хручь не отращивал седую бороду, стариком его прозвали из-за постоянного ворчания и привычки курить трубку, забивая ее вонючим табаком. – Дымящаяся бочка с…
Мола отвлек оставшийся не названным гоблин, подобравший шлем.
– Сто Двадцать Первый?
Гоблин заправил уши и с трудом, но надел шлем
– Я не Сто Двадцать Первый, я Антуан Сэль. – голос Сто Двадцать Первого больше походил на человеческий, а его братья, напротив, больше хрипели и шипели, чем говорили. – Мой отец отправил меня обучаться искусству фехтования в столицу Бывший Империи. А еще я спас жизнь королю, влюбился в простую прачку и…
– Ты гоблин, Сто Двадцать Первый. – Хручь осадил полет фантазии зеленокожего.
– Как и все мы. – поддержал старика, Мол. – Правда, Ос?
– Не впутывай меня в этот разговор. Если я захочу вспомнить его постоянные жалобы на несправедливость жизни, я прочту его розовый дневник с бабочками на обложке.
– Ты не умеешь читать, Ос. Вы рождены гоблинами, а меня владыка создал в пробирке. – Сто Двадцать Первый часто слышал издевательства братьев по поводу его дневника, куда он записывал самые важные события своей недолгой жизни, и поэтому научился их не замечать. – Разве не мог он превратить меня во что-нибудь другое?