Так вот, я клянусь, что буду писать, как помню. Может быть, я о чем-то умолчу, кое-что опущу, я ведь не могу не дать почитать свои опусы сразу же, как напишу, а не через пятьдесят лет, когда некому будет обидеться, так что недомолвки будут, а искажений – нет, за исключением искажений памяти, а приходится надеяться только на нее. Дневник я в студенческие годы не вела.
Недавно я стала делиться воспоминаниями об ужасах своей студенческой жизни с Инной Каспаровой, бывшей аспиранткой физтеха, знающей меня с первого курса. «Как же мне было тяжело…» – начала было я.
– Ничего не знаю, я помню, твой смех волнами разливался по коридору, – прервала мои воспоминания Инна, которая несколько лет жила со мной на одном этаже.
И я удивилась и замолчала. Значит, так и было, раз Инна это помнит, а я вот помню совсем другое…
Последние шесть лет я не бывала в Москве и теперь, глядя в окно поезда Москва – Батуми на пробегающий мимо вагона пейзаж, я волновалась перед встречей с забытой столицей. Все мои планы на будущее были связаны теперь с Москвой, с мечтой поступить и учиться в московском ВУЗе, особенно на физтехе. Мечта эта казалась мне несбыточной. Слова институт, студентка, этот напев букв с в таких желанных словах звучал для меня волшебной музыкой, какой позднее будет слышаться мне не менее приятное слово – стипендия. Душа моя оцепенела в тревожном ожидании предстоящих испытаний, я полностью отключилась от окружающего мира, и мама не трогала меня лишний раз, когда я молчала, глядя в одну точку и не реагируя на ее попытки пообщаться со мной.
В Москве нас с мамой встречали дядя Боря и дядя Резо1. И еще нас встречал Шурик2, приехавший в Москву раньше меня. Он обещался в Батуми встретить меня в Москве, но я не приняла это всерьез.
При виде Шурика моя мама прямо-таки остолбенела. Сложив руки на своем внушительно выступающем животе и оглядев его с головы до ног с высоты своего роста, мама круто повернулась ко мне и строго спросила:
– А это еще что такое?
Под «что» подразумевался, возможно, не живой человек, а факт встречи.
Не моргнув и глазом, я небрежно ответила:
– Это Шурик, – и не стала вдаваться ни в какие подробности, предоставив эту возможность Шуре.
Он что-то пролепетал в оправдание своего появления перед грозными очами моей матушки, потом стал говорить, что нам с нашими аттестатами из провинции следует попытать счастья где-то в маленьких городах России. Но мама, после первых же его слов на эту тему, поняла, что он скучен и безобиден, успокоилась, и мы, пренебрегая его советами, отправились прямо в Долгопрудный.