– Какой милый! – расцвела миссис Беннинг, польщенная этой неожиданной лаской. – Какая лапочка! А как его зовут?
– Кеша, – представил гостя мистер Резинг. – Это типичное новозеландское имя.
И Кеша остался жить у Беннингов. Джоку Симонсу заказали красивую золоченую клетку на витом резном столбике и поставили в гостиной, там Кеша обычно обитал, вызывая восхищение и зависть гостей. Младшая дочь Алиса научила его говорить: «Кеша хороший. Кеша хочет печенюшку», от чего гости просто млели. А еще он совершенно самостоятельно выучил «Шштоб тебя, зараза» (цитата от горничной Лиззи, которой приходилось кормить монстра и убирать в клетке) и «Добавь сернистого мышшшьяка и мышшшьяковокислого натра, и будет хорошшшо» (цитата от еще одной младшей дочери Мегги, увлекавшейся химическими опытами).
В противоположном от Кеши и самом дальнем от окна углу между двумя напольными вазами сомнительного китайского происхождения стоял небольшой рояль, ножки его были красиво задрапированы бело-розовый кисеёй*, а иначе он выглядел слишком голоногим. На крышке валялись ноты, стоял незажженный канделябр и длинный вышитый бисером футляр непонятно от чего. Там же, в самом защищенном от сквозняков месте, располагалось кресло Луизы, второй дочери Беннингов, болезненной и слабой. Обычно по вечерам она томно полулежала в кресле, прикрытая пледом, несмотря на жару, или медленно вставала и играла на рояле. Играла она плохо, а пела хорошо – единственная из всех Беннингов она обладала слухом и голосом. Остальным, как говорится, динотерий на ухо наступил.
Следующими по старшинству после Луизы шли две близняшки* – Алиса и Магдален, она же Мегги. Они родились одновременно, но получились совершенно непохожи. Алиса – изящная, хрупкая, с тонкими чертами лица, очень похожая на тётушку Маргарет. Мегги – крупная, крепкая, нескладная, с твёрдыми румяными щеками, а еще и рыжая, что в те времена считалось некрасиво и вообще признак испорченной натуры. Словом, Алису Создатель нарисовал акварелью, а Мегги – толстыми мазками масляных красок, да еще и в современной манере, как эти нечестивые французы в Париже*, над которыми смеются истинные ценители живописи. Луиза не выезжала в свет* по болезни (хотя чем она болеет, никто не знал), а Алиса и Мегги – по малолетству. А София выезжала, была и в Лондоне, и на скачках в Аскоте, она совсем взрослая барышня.